Человек может из трясины помыслов подняться до вершин святости. Он – смешение святости и посредственности. Внутри себя мы несем кусочек неба. Это правда. Увидев его в себе, мы приземляемся и вдохновляем других, чтобы они могли быть самими собой, настоящими. Конечно, это не дает им права согрешать, потому что, если человек признал свои немощи, это вовсе не значит, что он громогласно объявляет:

– Если уж мы такие, тогда грешите все!

Вовсе нет. Это вообще не дает зеленого света свободе и распущенности. В то же время, если кто-нибудь хочет грешить – ты, что, его насильно удержишь? Грех и любое падение скрывают в себе горечь. А значит, если человек сделает что-нибудь греховное, неприемлемое, неподобающее, это ему само откроется, он поймет, почувствует, что это греховно. Поэтому вопрос не в том, чтобы удерживать людей кнутом и запугиваниями: «Не делай того, не делай другого!» Нет. Ты ему помоги понять, какова реальность его природы.

Не слишком высоко поднимай перед ним планку, делая вид, будто сам живешь этими небесными, совершенными, сверхъестественными вещами и всё очень легко. Как оно может быть легко, когда ты сам не делаешь того, что говоришь, и я этого тоже не делаю? То есть как я скажу: «Всё очень легко»? Это совсем не легко, а очень даже тяжело.

Старец Паисий говорит: «Если Бог меня оставит, я начну слоняться в Салониках по бузуки-барам^[1] и плясать там. Я, которого вы сейчас видите стоящим на бдении по 15 часов, и понимаете, что мне это приятно. Но это не потому, что я такой хороший, а ты плохой, а потому, что Бог меня поддерживает и помогает. Конечно, я тоже соработничаю Богу – подаю Ему руку, но Бог дает мне Свою колоссальную помощь».

Это не значит, что вы грешные, хулиганы и бандиты, а мы хорошие. Это знание меня приземляет, и ты говоришь:

– Ага, отче, так ты меня понимаешь? Понимаешь, что я делаю, как живу, мои грехи, падения, нерадивость, пороки и мерзости?

Как же мне тебя не понимать?! Я ведь сам ношу в себе всё это.

– Но вы же этого не совершали!

Да, не совершал на деле, но мысленно совершал в сердце, в воображении. Может, ты и не ел какого-нибудь лакомства, но стоит о нем подумать, как у тебя слюнки начинают течь. Верно? Стоит и мне посмотреть на пирожное… А я к нему даже не прикасался, только любовался на него в витрине кондитерской, когда проходил по улице мимо.

Однажды я ездил в Лондон на встречу с читателями. А у них в кондитерских много замечательных сладостей. Я не прикоснулся ни к одному пирожному, я был на диете. У меня было предписание врача не есть сладкого какое-то время. И я не прикоснулся ни к одному пирожному, но мысленно съел их все! Правду говорю, я их не трогал, это знают бывшие со мной. Они мне говорили:

– Да съешь ты одно, отче!

– Нет-нет!

Но ведь сердце мое знает, что во мне творилось! Я их мысленно поглотил все!

То есть когда ко мне кто-нибудь придет и начнет каяться в том, что у него чревоугодие, я не могу говорить ему менторским тоном: «Ты знаешь, то, что ты делаешь, непозволительно. Чревоугодие – это страшный и смертоносный грех!» А может, мне следовало бы вспомнить, как я тогда весь извелся, желая съесть что-то?

Замечательное слово – сострадание. Я сострадаю тебе из-за твоего искушения, болею твоей болью

Как же это называется? Это называется пониманием, милосердием и – замечательное слово – состраданием. Я сострадаю тебе, болею твоей болью. Испытываю боль из-за твоего искушения, твоего падения. Но, чтобы испытывать боль, я должен тебя понимать. Если же я чист, свят, недосягаем, то как буду болеть вместе с тобой? И как ты приблизишься ко мне, чтобы сказать правду, то, что носишь в себе?

В духовники надо выбирать того, кто подвизается, а не изображает из себя то, чем не является. Того, кто подвизается, но испытывает сострадание, сочувствие и милосердие к грешному человеку рядом с ним. Он падает, встает, борется, подвизается, прикладывает усилия. Не изображает из себя идеального христианина, не поднимает перед тобой планку слишком высоко, чтобы у тебя закружилась голова и в конце концов ты сказал: «Да это исключено, чтобы я этого достиг!» – а потом терзался и говорил: «Да как же я признаюсь перед ним в том, чем я живу, чего хочу, о чем думаю, что приходит мне на ум? Как я могу выставить на обозрение всё это, когда рядом со мной такая святость, когда все такие совершенные?»

Это ложь. И знаешь, что меня еще трогает? То, что самое святое Лицо на этой земле после Господа Иисуса Христа, То Лицо, Которое нас не судит, не ругает, не делает замечаний, а только любит, а поэтому мы Ее все и любим, – это Пресвятая Богородица. Не благая ли Она Сама, не преблагая ли? Не совершенная ли? Не Святая ли и Пресвятая? А кого Она судит, кого ругает?

Божия Матерь – Святая и Пресвятая. А кого Она судит, кого ругает?

Редко бывает, чтобы человек был добрым и не хотел казаться выше других; редко бывает, чтобы человек был совершенным и говорил: «Я просто существую. Я просто излучаю свет, просто люблю. Я просто освящаю себя ради всего мира». Это делает Пресвятая Богородица, Она – Пресвятая ради всех людей. Каких людей? Тех, которые этого хотят. Пресвятую Богородицу потому и любят, что Она Мать, благая – и в то же время величественная, чистейшая и светозарнейшая Ангелов и солнечных лучей, как поется в песнопении. Она и тебя уважает, скверного, и тебя любит, обнимает, очищает, умывает и защищает. Так и меняется человек, который хочет измениться, – добротой, милосердием, лаской, которая отгоняет от его сердца всякий страх и неуверенность.

И говоришь ему:

– Не бойся!

– Точно? Я могу открыть рот? И не получу по зубам?

– Не получишь.

– А ты меня не оттолкнешь? Ты же так высоко!

– Да какое там высоко, дитя мое! Какое высоко? Я ниже тебя.

А что такое «высоко» и «низко»? Пред Богом мы все такие маленькие и ничтожные.

Что сказала Пресвятая Богородица преподобному Силуану Афонскому?

– Мне не нравится жизнь, которую ты ведешь.

Она сделала ему замечание, и преподобный Силуан пишет: «Если бы вы только слышали Ее голос! Она меня поругала, но с какой любовью! Поругала и растопила во мне лед. Поругала, и сердце мое перевернулось!»

Если бы вы могли почувствовать благость Пресвятой Богородицы и услышать Ее голос, вы бы сразу изменили свою жизнь. Не замечаниями, криками, обидами, наказаниями, а благостью. Понимаешь разницу?

Я не говорю, чтобы ты оправдывал зло, а чтобы понял, осознал и сказал: «Таков этот человек. Он может это. На его месте я сделал бы то же самое или еще хуже». А между нами говоря, я действительно делаю то же самое и даже хуже в моей сокровенной жизни, которую не знает никто, кроме духовника, если я ему об этом говорю. Именно поэтому некоторые люди не могут пойти к своему духовнику и ищут, где бы спрятаться, чтобы их не увидели. Чтобы о них не узнали все.

Но почему? Почему ты думаешь: «А как я скажу это там? Он же [духовник] внушил мне такое чувство, что такие вещи делать нельзя, о них не говорят, это непозволительно»? Брось это: позволительно – не позволительно. Поскольку это происходит с тобой, поскольку ты такой, ты так себя чувствуешь, так раскрой свое сердце для всех этих вопросов.

Зачастую то, что ты считаешь серьезным, – это не самое плохое и страшное. Самое страшное, что Господь заклеймил и осудил на этой земле, – это не то, что приводит тебя в ужас, а то, чего ты не осмеливаешься увидеть и высказать. Это движения эгоизма, проявления немилосердия, ненависти, мести и злобы – всех этих неприемлемых чувств, которые тянут за собой всё остальное. То есть твое неверие, неуверенность, отсутствие доверия Христу, то, что ты надеешься только на свои силы, не принимаешь Его любовь и милость, – это грехи. А поскольку ты не принимаешь Его любовь и милость, то потом с легкостью примешь любовь и утешение, исходящие из какого угодно греховного деяния.

Потом ты идешь и исповедуешь только внешнюю сторону греха: «Я сделал то-то!» А почему сделал? Почему? За этим стоит что-то другое, из-за чего ты и дошел до греха, который совершил. А поскольку Христос знает это другое, то Он тебя не обвиняет.

Не надо быть жестоким с другими людьми, надо проявлять доброту, милосердие и прощение, как делал это Сам Господь, Который нас понимает, не участвуя в наших ошибках и грехах, и любит нас, особенно тех, кто грешен.

А здесь грешник исповедует грешника. Исповедуют ведь не Ангелы, это люди нас исповедуют. А разве они не разбираются в грехах?

Не говори ничего ни о ком, не комментируй чужих грехов, потому что что скажешь о другом, то и сам испытаешь. И снова говорю: что скажешь, то и испытаешь, Бог тебя смирит. Говоришь о ком-нибудь, что у него не всё в порядке, но придет время, и у тебя самого начнется беспорядок в семье, комнате, в делах. Говоришь, что кто-то не преуспел в чем-то, и тебя постигнет провал в чем-нибудь. Не мести ради, а чтобы ты усвоил этот урок и посмотрел, какую оценку получишь. После этого поймешь, что легко говорить, да трудно сострадать, молиться, любить, прощать. Да и, в конце концов, что такого ты прощаешь? Жизнь другого – не твое дело, это его жизнь.

Какой замечательной была бы жизнь, если бы мы были искренними, если бы не боялись «упасть» в глазах других!

Какой замечательной была бы жизнь, если бы мы были искренними и открытыми, если бы не было вот этого лицемерия, которое иногда так сильно овладевает мной, что я не показываю своего истинного «я», своих трудностей, страхов, грехов, проблем. Но хотя бы там я должен их высказать, на исповеди, хотя бы там.

Но, чтобы высказать их кому-нибудь, этих вещей нельзя скрывать. То есть в семье супруги должны быть искренними друг с другом, дети с учителями и учителя с детьми, родители с детьми, в таких вопросах я имею в виду. Я не говорю, чтобы ты забрался на балкон и оттуда на всю Ивановскую прокричал, что с тобой случается, – нет, но ты хотя бы приоткрой свое сердце, скажи правду.

Однако мы обычно говорим загадками, намеками, недомолвками, темним. Смеемся, когда хочется плакать. А подумай, если бы мы плакали каждый раз, когда нам захочется плакать, разве мы не растрогали бы человека рядом с собой и он не сказал бы:

– Почему ты плачешь, дитя мое? Что случилось? Давай помогу тебе. Я не бессердечный! – разве мы не сказали бы такому человеку правду?

Мне запомнился один монах, который постоянно исповедовался и не падал духом. О чем это говорит? О том, что он открывал свою душу, шел и называл грехи:

– Отче, поскольку я такой, то скажу это.

Это замечательно! То есть то, что ты открываешь душу и говоришь, что с тобой реально происходит, это производит целебное действие.

Надо вывернуть себя, то есть раскрыть свое сердце и сказать всё без разбору, сказать всё, что чувствуешь: «Я не люблю, чувствую себя бесполезным и ненужным». То, что чувствует человек – пусть это и будут глупости, по мнению кого-нибудь, – но поскольку он это чувствует, значит, это его характеризует. Раскрытие того, что ты называешь глупостью, очень помогает выбраться наружу всему, чтобы картина прояснилась. Чтобы ты мог искренне сказать другому, что чувствуешь, и он тебе сказал, что чувствует он, и чтобы мы общались в любви, правде, искренности, неподдельности и всём хорошем, о чем говорит Христос.

Если кто-нибудь говорит: «Но это же не дело – ронять свой авторитет и говорить о себе такое! Я же стану посмешищем!» – это тебя не должно волновать. Я пришел к такому выводу, что кто счастлив в семье, те поэтому и в той степени счастливы, в какой могут быть искренними между собой и говорить такие вещи. И бывает наоборот, когда человек притворяется. Как одна дама, которая говорила своему мужу:

– Когда ты уйдешь – меня это не интересует. Когда хочешь вставай, уходи и оставь меня в покое!

Другими словами, она делала вид, что ее это не волновало, тогда как на самом деле волновало, и даже очень. Я сказал ей:

– Почему ты не говоришь правду?

– Да? Чтобы я упала перед ним на колени и стала его упрашивать?

– Но ведь речь не о том, чтобы ты его упрашивала. А вообще-то это неплохо – просить его о любви: ты же просишь не чужого человека, а своего мужа. Ты, что, не хочешь любви?

– Хочу, но не стану унижаться! Я – личность!

Она личность и поэтому говорит ему: «Уходи, когда хочешь».

Но только у ее мужа тоже было не занимать упрямства и эгоизма, и он ушел. Она после этого плакала и кричала, у нее была истерика. И спрашиваешь ее:

– Ну почему ты кричишь?

– Потому что он ушел!

Я сказал ей:

– А что ты ему говорила?

– Что говорила?

– Разве ты не говорила: «Вставай и уходи»? Хотела сказать: «Я люблю тебя!» – а говорила: «Вставай и уходи». Хотела сказать ему: «Я ищу любви, хочу получить и отдать любовь», – а говорила: «Вставай и уходи». Зачем ты это говорила?

– Ну сказала и сказала! Неужели он должен это делать?

Вот и будет тебе теперь урок, чтобы ты поняла, как сильно помогает нам искренность. Всё это, естественно, надо делать с рассудительностью, потому что люди иногда, бывая искренними, говорят такое, что уязвляет другого. Поэтому мало говорить искренне. Например, приходит ко мне кто-нибудь весь в грязи и говорит:

– Ну как я тебе?

Если я скажу ему, что он с головы до ног в грязи, он впадет в отчаяние. И подаешь ему надежду. Это не ложь.

И то, как ты это скажешь, имеет огромное значение. Не правда ли? Как-то сказал я одному человеку, который сильно поправился:

– Да ты, кажется, набрал пару килограммчиков!

– Да куда там пару! Разве не видите, каким я стал? Уже в дверь не влезаю, – сказал он мне.

Итак, если бы я был искренним, то он, конечно, сильно уязвился бы, если бы я сказал: «Да ты уже в дверь не влезаешь!» – он чувствовал бы себя скверно. То есть важно, как ты говоришь. Естественно, не надо этого делать по схеме. Нас должна отличать рассудительность. Так что будем говорить, открывать себя, думать о другом человеке с любовью, искренностью, свободой, скромностью и непритворством. На этом завязано очень многое.

Хорошо, что ты молод и будешь делать ошибки. Да, будешь совершать промахи, ошибки, запутаешься во всякой всячине – а как еще человеку учиться? Он и учится на всем этом, на ошибках, на опыте, который черпает в искушениях.

Надо вдохновлять других и внушать им надежду, а не разочаровывать

Поэтому надо стараться, вдохновлять других и внушать им надежду, а не разочаровывать. Самое большое приобретение – это приобрести сердце человека, который открылся тебе. То есть ребенок пришел домой и сообщает тебе, что курит, что он пробовал какие-то вещества, наркотические вещества, что напился, что у него связь с девушкой, что он собрался сделать что-то, а что-то уже сделал, что у дочки нежеланная беременность, она сделала аборт… И ребенок начинает говорить тебе всё, чтобы излить этот яд, выбросить его из себя, облегчиться. Доверие, которое ты обретешь, – великое дело, если, конечно, ты не погубишь такую возможность.

Перестань же всё время притворяться! Неужели ты еще не устал? Неужели тебе не надоело строить из себя то, чем не являешься? Многие уже поняли это: твоя жена (твой муж), дети, друзья. Они не могут сказать тебе об этом, но ты же знаешь, что постоянно живешь во лжи! Будь же настоящим, будь тем, кто ты есть, прими себя таким, какой ты есть, и от этого только выиграешь, ты не проиграешь.

– Но как мне это признать, отче?

Когда ты это признаешь и выразишь свои чувства другому, может произойти большое недоразумение, потому что наша эпоха и воспитание приучили нас, что ошибок делать нельзя. Но что значит «нельзя», дети мои, что значит «нельзя»? То есть кто это встал где-то сверху и говорит это? Разве Бог говорит: «Нельзя»? Бог сказал «нельзя» только об одном – нельзя не бороться, но не говорил, что нельзя делать ошибок.

Это все равно что говорить ребенку, который рисует, что делать ошибки запрещается. Ребенку, который выводит своей ручкой первые буквы: а, б, в, нельзя безапелляционно говорить:

– Если увижу, что ты неправильно пишешь «а»!.. Я же тебе ее написал, показал, сделай как надо!

Сколько раз мы сами выводили свои первые буквы… Мы идем по пути к святости – можно ли по ходу не делать ошибок? И кто может запретить тебе делать ошибки?

– Ну да, я так научен, что если покажу, что делаю ошибки, меня отвергнут, я стану изгоем.

Но кто тебя отвергнет, тот лжец, лицемер, потому что он сам делал ошибки.

Как-то пошел я в один монастырь, а там монах что-то рисовал и исправлял, рисовал и снова стирал. Он повернулся ко мне и говорит:

– Не смотри так – я еще не закончил!

Он понял, что я думаю. Я уже был готов сказать ему это. И он сказал мне:

– Будет вот так, как на стене. Смотри на образец, это то же самое.

– А-а-а! Ужасно!

– Да то, на что ты сейчас смотришь, как я это делаю с уймой ошибок и исправлений, – это то же самое, что вот это на стене! Конечный результат будет таким!

Важен конечный результат. Твои ошибки, страсти, грехи, трудности и всё, что тебя душит, – это не конец жизни, не окончательная картина, которую ты представишь Богу. Слышишь, что я сказал? «Окончательная картина пред Господом». Не люди будут судить картину твоей жизни, то, что ты рисуешь и делаешь, а Бог. Поэтому, когда видишь, что кто-нибудь делает зачеркивания в своей жизни, всё марает и получается какое-то неприемлемое состояние, говори: «Сейчас он что-то зачеркнул, он это сотрет и продолжит, картина еще не закончена! При написании этой картины он позволяет себе всё, выйдут ошибки и встретятся проблемы, будут усталость, слёзы и всё».

А ты старайся правильно делать свое дело. Какое? Такое, чтобы показывать подлинную картину своей души перед людьми, которых Бог пошлет тебе на жизненном пути, перед надежными людьми. Это дерзновенный поступок – быть своим настоящим «я». Если не найдешь множества людей, то хотя бы перед двумя-тремя или даже одним: перед своим супругом, семьей, – открой свое сердце перед теми, кому хочешь довериться, и будешь чувствовать себя замечательно. Не страшно, что ты не можешь сказать это всем, правда? Иметь двух-трех человек для утешения – великое дело.

Однажды ко мне приехала девушка из очень далекого места, она просто хотела сказать мне, что сделала что-то. Я ей ничего не сказал. А что ей сказать, если она сама это знает? Сказал только:

– Ты знаешь, что Бог любит тебя. Знаешь.

Сейчас ты мне скажешь: «Да ладно, неужели ты мог сказать ей только это? Неужели нельзя было поговорить с ней, наставить ее, чтобы она больше этого не делала?» Естественно, было бы неплохо сказать ей, чтобы она больше этого не делала, но ее взгляд… Было ясно, что слова тут излишни.

Желаю тебе любить себя, и брата своего, и супруга своего, а прежде всего – Бога, Который, когда любишь Его, снова скажет тебе:

– Люби Меня и себя! Когда любишь правильно, – говорит Христос, – тогда ты и себя любишь правильно, помогаешь себе и любишь собственное «я»: иногда жалеешь его, а в другой раз воспитываешь, иногда относишься к нему сурово, а в другой раз подаешь чашу воды, чтобы оно утолило жажду, ведь оно утомилось в пути, – и так находишь равновесие и постепенно обретаешь рассудительность.

Дай нам Бог обрести эту рассудительность, это великое искусство и мудрость, для получения которой надо перенести много боли и ударов. Мы пройдем через многое, через искушения и уйму грехов, которые, к сожалению, совершим, прежде чем понять определенные истины и исправиться. Но подвизаться ради Бога стоит!