У нас один девиз: «Господи, помилуй!»

    

Однажды мне случилось побывать на конференции в восстановленной усадьбе художников Сведомских в Пермском крае. Я попала туда в день Торжества Православия и впервые увидела так много священнослужителей в одном месте.

Один из них запомнился особенно. Худощавый, с длинными седыми волосами. Лицо — как будто со старой картины — чистое, открытое, доброе.

Оказался — сельский священник, из Ершовки, это в Удмуртии, в Сарапульском районе.

Потом появилась его жена. И маленький сын.

У жены — глаза абсолютно счастливой женщины, редкость. Как только видела его, мужа, они моментально наполнялись светом, бил этот свет из глаз.

Муж тоже сразу улыбался при виде её и сына.

А ведь они вряд ли расстаются, чтобы успеть так соскучиться.

Целый год я помнила этих людей. И в итоге, раздобыв адрес Ершовки, отправилась туда с фотографом. Так сложилось, что в самый разгар февральских морозов.

***

    

На подъезде к Ершовке виден храм — со столетней и традиционной, к сожалению, историей уничтожения-восстановления.

Отец Алексий, в облачении, бежит встречать. Кажется, чем-то смущён. И действительно, — как раз в ночь перед нашим приездом в храме лопнула труба, и нет отопления.

Заходим. На полу — тонкий ледок. Горит неяркий свет. Нам показывают иконы, многие — с историей, например, так называемую «явленную» — «Сошествие Господа в ад» — поймали рыбаки.

Паства — три старушки (понятно — будний день, да и холод, правда, собачий!) — оказывается, полчаса уже топчется с места на место, службу задержали: «Вас поджидаем!»

Батюшка душевный очень. Сильная у него молитва. Если раздоры в семье, пьянство — бежим к нему

Хотя нет. И не старушки это вовсе. Русские женщины, из тех, что всё вынесут и не оставят в беде: холодному подарят тепло, голодному — кусок хлеба. Ну а нам, стало быть, информацию. К встрече приготовились: нашли вырезки из газет, где про храм говорится, сами рассказывают наперебой: «Хороший батюшка, старательный. Четыре внука, шесть детей. Дети служить помогают. Сильная у него молитва. Благодать от него. По храму самому всё приходится делать. Дрова сам заготавливает, сваривает сам. Ему трудно очень было, негде было жить. Батюшка душевный очень. Если раздоры в семье, пьянство — бежим к нему».

Служба потихоньку начинается, женщины, переглянувшись, достают откуда-то коврики, кладут нам под ноги. У батюшки изо рта — пар.

Мысль у меня только одна: «Господи, как холодно!»

Служба идёт, и внешнее становится неважным. Невольно думаешь: где-то проходят встречи на высшем уровне, где-то томная красавица лежит на пляже с бокалом «Мартини», где-то запускают космический корабль, а вот здесь, в Ершовке, жизнь состоит, в том числе, из того, что в 8 утра начинается православная служба. Что бы ни случилось.

***

    

После службы — беседуем.

— Отец Алексий, как вы попали в Ершовку, в этот храм?

— Я-то откуда знаю (смеётся)… Взял Господь да и поставил. Что Он, спрашивает, что ли? Сначала в Ксении Блаженной (храм в Удмуртии – Прим.авт.) просто к алтарю выходил, потом дьяконом служил год, потом священником, да и всё.

— Какие ощущения в храме испытываете?

— Постоишь, и уходить неохота. На улице столько суеты, а здесь — спокойствие, согласие.

Когда только приехал сюда, холодище такой в храме был, что руки к Чаше примерзали (смеётся). Потом — ничего, стали делать, потолки оттёрли, утеплили…

— А сейчас мечтаете о чём-то?

— Да нет, не мечтаем мы ни о чём. Мечтать-то нужно, чтобы Господь спасение дал. От нас-то ведь ничего не зависит. Будем молиться, просить — тогда получим. Правда, сейчас все всё быстро хотят. И почему не получают? Потому что во зле просят, ради тщеславия. А вот когда ради Христа уже начинаешь просить, в слезах и искренне, вот тогда Бог даёт.

Мы вот уже и крышу закрыли, можно сказать, что храм целый остаётся, разрушаться не будет, а то стены ведь протекали все. Сейчас вот будем ждать нового порыва богатых мира сего, когда они снова захотят церкви восстанавливать.

    

Да нет, жаловаться грех, собирается постепенно всё. Вот икона у нас есть. Преподобный Сергий Радонежский. Написано на ней: «Сия икона пожертвована в Ведречинскую часовню сарапульским мещанином Сергием Димитровым Коротковым в 1882 году, 11 августа».

Сказал мне как-то один человек: «Сходи, икону забери у меня». Хотели продать они её, а цену им никто не дал — это ж только доска, всё просто сделано. Так отдали. Тряпкой её протёрли перед этим, чуть ли не половой. И знаете, ниточки такие в ней остались. Забрал я ее, принёс, как раз получилось в день Сергия Радонежского. Чудо, не чудо… Не знаю… Может, и чудо. Чудес-то хватает у нас.

— Что религия даёт человеку? Укрепляет его, держит, очищает?

— Знаете, есть такое выражение: «Культура государства определяется его религией». Возьмите туземцев каких-нибудь. У них есть своя религия и культура, но они там друг друга кушают, это допустимо у них вполне. А религия православная — здесь даже подумать не смей худого о брате своём. Даже в мыслях нельзя держать зла на другого человека.

Насколько вообще всё просто устроено в мире!

Есть правила, прописанные в законе. Исполняй их и живи спокойно. Есть правила дорожного движения. Исполняй их и живи спокойно. Есть десять заповедей. Исполняй их и живи спокойно. Мало того, нам обещана ещё и будущая жизнь, вечная.

Человек, который живёт только ради живота, плоти своей, что он получит, к чему придёт? Ведь посмотрите, как мудро всё сотворено у человека: вверху — голова, разум; дальше — сердце, чувства: потом — живот, желудок, а потом всё остальное, всё, что ниже. Иерархия. Если низшее будет брать верх над высшим, мы уподобимся животным.

Надо разумно ко всему подходить. Вот идёт Великий пост. Многие кидаются в крайность: «Всё, не ем ничего». Одна женщина, в советские ещё времена, подошла к батюшке и говорит: «Что же мне делать, я пощусь, не ем ничего, на работе не поймут, выгонят». Он ей говорит: «Ешь, милая, всё, людей только не ешь». Понимаете?

Пост — это размышление над самим собой, над тем, что я из себя представляю

Пост — это размышление над самим собой, над тем, что я из себя представляю.

Работал у нас мужчина один, рассказывал, что вот жена постится, все посты соблюдает. Я спрашиваю его: «А ты разговаривать-то с ней можешь в пост?» А он: «Ты что! К ней не подходи в это время!» (смеётся)

— Батюшка, а как вот это до людей донести — что смысл не столько в том, чтобы не есть, а в том, чтобы Бога впустить в себя, прислушаться к себе…

— (задумывается) Так само придёт… Рано или поздно.

Часто человек к Богу приходит в зрелом возрасте, и начинает вдруг всех спасать: «Давайте все в церковь, давайте, давайте!» — и забывает про себя. Спастись нужно, прежде всего, самому: «Спасись, и через тебя многие спасутся».

Вот, многие говорят: «Чего я буду поститься, причащаться! Что это изменит, от меня ничего не зависит». А ведь на самом деле мы все — часть Тела Христова. Церковь — Тело Христово. Если есть один гнойник — так всё тело болит! Если мы будем заботиться о том, чтобы мы не были этими гнойниками на Теле Господнем, тогда будет какое-то движение. От каждого зависит очень многое! Почему душа ценнее всего, что находится в мире? Вы в себя загляните, посмотрите, что творится внутри вас! Это же огромный мир! Говоришь с человеком, он тебе что-то рассказывает, а ты думаешь — смотри-ка, что он знает... Или он дополняет твои знания, прибавляет что-то к ним. Каждая душа — огромный, богатый мир.

Богатый — тот, который может дать, а не тот, который имеет. Тот, кто имеет — это сторож...

Знаете вообще, какой человек богатый? Богатый — тот, который может дать, а не тот, который имеет. Тот, кто имеет — это сторож...

По-прежнему холодно, а в наших планах ещё – посмотреть основной храм.

Замёрзший, но самоотверженный фотограф — Катя Емельянова — готова работать. Камера не выдерживает, но выдерживают люди: «Да что вы, да мы сейчас… Показывайте, куда идти». Но отец Алексей, посмотрев на нас, только и говорит: «Пошли лучше чай пить. Потом снимете». Потом — это, как известно, никогда. Так и остался только один снимок: отец Алексей у дверей своего храма.

Заходим в дом священника. Дом — большой, 1857 года постройки, говорят, бывшая просфорня.

Снимаем верхнюю одежду, и женщины (те самые, что встречали нас в церкви) продолжают причитать: «Батюшки, да она без кофточки!» Я и вправду приехала как-то по-городскому, в футболке с короткими рукавами. Садимся за стол, греемся чаем, разговорами. Увлёкшись, вздрагиваю от того, что матушка накидывает мне на плечи тёплую безрукавку. Улыбается мне, и так же бесшумно уходит.

Разговор заходит про любовь.

    

...Если мы любим кого-то, мы всё ему готовы отдать. И, в первую очередь, свободу. А если мы начинаем ревновать, получается, что я присвоил себе право распоряжаться жизнью этого человека? Нет любви здесь.

— А что такое любовь, по-вашему?

— (не задумываясь) Жертва это. Жертвуем всем, что имеем сами, ради любимого человека.

Почему сейчас семьи рушатся? Потому что люди любят плотской любовью: вот я хочу его и всё! А ведь есть любовь духовная

Раньше ведь не было такого: «Вот я полюбила, пойду-ка замуж за него выйду». Никуда ты не выйдешь, пока родительского благословения не получишь. Почему сейчас семьи рушатся? Потому что люди любят плотской любовью: вот я хочу его и всё! Потом приходит насыщение и всё заканчивается. А ведь есть любовь духовная.

Брак заключается на небе, а испытывается на земле. Отец сыну сказал: «Вот это твоя жена, ты с ней будешь жить всю жизнь». И, с благословения отца, двое сходятся, приобретают уважение и любовь друг к другу.

— То есть любовь — дело наживное?

— Может, мы по-разному понимаем слово «любовь»? Есть плотская — «хочу этого человека». Есть другая, жертвенная — «хочу, чтобы этому человеку было хорошо». Разница большая очень. Соблазняются оба, а потом время проходит, и всё, кончилась «любовь». Если мы хотим, чтобы нормальные семейные отношения были, нужно всё-таки как-то «поиспытывать» это чувство, не торопиться.

— Как вы к Богу пришли, как захотели служить Ему?

— Как пришёл… А вообще, интересно это было. Все крещёные были у меня в семье. Один я — некрещёный. И у мамы в сумочке лежали крестики, я спрашивал всегда: «Мама, а где мой крестик, почему нет его?» Меня всегда это коробило очень.

И дальше, даже будучи некрещёным, я видел очень много чудес, явных чудес. Один раз работали в колхозе. Там ребятишки деревенские были, и девчонки местные им на нас нажаловались, ну, как бывает — девчонки-мальчишки… Те решили нас поколотить.

Мы об этом, естественно, не знали. Там был храм разрушенный, мы туда пришли почему-то, и в алтарной части сели. Они пришли туда тоже, и давай нас подначивать, ну, чтобы подраться. И я вдруг им говорю: «Парни, давайте порассуждаем: какой смысл драться? Спросите ваших девчонок, мы хоть кого-нибудь оскорбили?» Оказалось, нет. В общем, сели мы с ними вместе, посидели, да и разошлись мирно.

Потом я думал: Господь ведь что сказал: «Не ищите, что вы будете говорить (…), Дух Святой вам даст то, что надо говорить». Мы же в храме находились, и Господь просто вложил эти слова в мои уста, и всё, дело мирно кончилось.

    

— Нужно ведь быть открытым, чтобы слышать этот голос…

— Нужно хотеть его услышать.

Ну а потом, что называется, «припёрло». Всё стало чёрно-белым. В 35 лет. Многое повидал в своей грешной жизни, ничего не радовало. Апатия, равнодушие.

После крещения вышел на крыльцо — глазам не поверил, мир совершенно изменился: трава зелёная, птицы поют, солнце светит, дети рядом…

Тут приезжает ко мне приятель и говорит: «Свози сестрёнку мою к женщине одной, она гадает, приколдовывает». Согласился, повёз, не подумал, что это, вообще-то, смертный грех… Ну и пошёл к гадалке за компанию. Она мне и говорит: «Ты ведь и сам всё видишь. Тебе просто надо подучиться. А ещё — сходи покрестись, потом придёшь ко мне, я тебя подучу». Я и собрался. На следующее утро после крещения вышел на крыльцо — глазам не поверил, мир совершенно изменился: трава зелёная, птицы поют, солнце светит, дети рядом. Я такую радость, наверное, после этого ещё раза два-три только испытывал…

Пошёл я потом к гадалке этой, а она меня не пустила: «Нет, говорит, корона у тебя на голове».

И только потом на одной проповеди я услышал: «Каждому человеку при Святом Крещении надевается на голову корона, усеянная бриллиантами. Если мы грешим, они из короны выпадают. Мы должны путь наш так пройти, чтобы корона была усыпана бриллиантами и каменьями».

В общем, я полностью изменился после крещения, пошёл работать в церковь, а потом стал священником  

— Как содержать такое хозяйство, шестерых детей вырастить, ведь люди и на одного не могут решиться…

Матушка Наталья: (смеётся) Батюшка молится, вот силы и берутся.

Отец Алексий: На самом деле, шестерых вырастить легче, чем одного. Когда детей много, они друг другу помогают.

И потом, живя в большой семье, они легче свою собственную семью создадут, ориентируясь на полученный опыт.

    

— Как сохранить любовь?

Надо научиться прощать. Это первое. А женщине нужно усвоить, что она всё-таки женщина, она хранит очаг. Тогда дома всё будет хорошо

Отец Алексий: В первую очередь, надо научиться прощать. Это самое первое. В жизни бывает всякое.

Женщине нужно усвоить, что она всё-таки женщина, она хранит очаг. Тогда дома всё будет хорошо.

Матушка Наталья: …и мужа немножко слушаться.

Отец Алексий: …а то у нас сейчас стало очень популярно слово «эмансипация», с семейной жизнью оно несовместимо, я считаю.

— Как вы думаете, почему женщины становятся эмансипированными?

— Потому что забыли о Начале. Ведь сначала Бог сотворил мужчину, а потом сделал ему помощницу, из ребра.

— А как же свобода?

— А я и не присваиваю её свободу. Она может делать всё, что хочет. Но, как говорится, «Всё вам можно, но не всё полезно». То есть не всё к спасению. И это женщины касается тоже. Если она понимает, что можно, что нельзя, если с детства это в ней воспитали родители, то ей проще сохранить и умножить.

— Матушка, неужели вы всегда с мужем согласны во всём?

— Бывает, несогласна. Во-первых, конечно, характер играет большую роль. У меня не возникает желания грубо батюшке ответить. А остальное с терпением приходит. Стараюсь избегать того, что может ему не понравиться, стараюсь лучше сделать.

Отец Алексий: Всё ведь состоит из мелочей. Пришёл раз муж домой — поесть не сварено, другой раз — ещё что-нибудь, так эти мелочи и накапливаются. Чтоб не накапливались, чтоб не засыпали чувства любви, уважения, можно прийти на исповедь, сказать: «Господи, прости меня, грешного». Освободиться от обид. Это же мелочи, ни о чём они не говорят, не стоят того, чтобы расстроить нашу общую жизнь. Исповедь освобождает, очищает.

Всё очень просто: когда человек исповедуется, враг отступает, не имеет силы над ним

Когда человек исповедуется, враг отступает, не имеет силы над ним. Всё очень просто. Мы сами усложняем себе жизнь.

    

— Расскажите, как вы познакомились друг с другом?

Матушка Наталья: В школе вместе учились, правда, батюшка на шесть лет старше.

Отец Алексий: Она меня дядей Лешей звала при этом…(смеётся)

Смысла нет врать. Большой безумной любви не было. Было уважение к человеку. Чистота. Чистый, хороший человек. Как бы его не замарать своим присутствием.

— А что сейчас между вами? Вообще, как вы считаете, любовь – это чувство, над которым надо работать всю жизнь, или она есть — и всё, и не надо её выращивать…

Матушка Наталья: Зимой ходили на свадьбу. Я говорю: «Батюшка, давай потанцуем!» Знаете, нечасто священникам танцевать приходится. И вот, к нам подходит женщина и говорит: «Вы так танцуете, как будто только поженились».

Отец Алексий: Работать, я думаю, надо, — ведь чувства меняются. И иногда расставаться, чтобы успеть соскучиться.

— Отец Алексий, расскажите про свою жизнь здесь, в Ершовке…

— Сложностей хватает, конечно… Приход же маленький — 600, 500, 300 рублей в неделю. Поэтому приходится работать. На грузовике работаю. Руки работают, слава Богу: приварить, печку сделать, помочь…

— И вы идёте, тем не менее, по этому пути…

Священнику обратного пути нет. Это уже до конца. До смерти

— Так ведь обратного пути нет. Это уже до конца. До смерти.

(долго молчит)

Ну и как уйдёшь, люди ведь идут постоянно. Оставишь их, что ли… (улыбается)

Мужик один пришёл, щетиной зарос, страх просто: «Батюшка, пью ведь я, не могу остановиться». По полгода пил, бывало. «Чего делать?» — спрашивает. Я говорю: «Не пей, да и всё». — «Нет, я так не могу, у меня и сейчас полторашка браги с собой». — «Так вылей!» — «Не могу». — «Давай я вылью». — «Да ну!» Смотрит так удивлённо. Подошли с ним к логу. Я выливаю эту брагу, у него глаза, конечно, бешеные были (смеётся). Спрашивает: «А сейчас чего делать?» «Домой иди», — говорю. — «Так за мной же придут бесы». — «А ты залезь под кровать и сиди там».

Ушёл. Через три дня гляжу: светленький, побритый, всё. Это, конечно, было только начало пути. Нужно ещё было исповедаться, покаяться, причаститься.

Он, конечно, срывался. Но в церковь пошёл. И сейчас у него есть силы справляться, противостоять этому. А раньше не мог совсем.

— В чём счастье священника? В таких вот историях?

— На самом деле ощущаешь радость, когда люди обращаются.

Православный человек живёт в реальном мире. Многие другие живут в виртуальном мире, строят себе воздушные замки

Чем вот православный отличается… Православный человек живёт в реальном мире, видит реальность. Многие другие живут в виртуальном мире, строят себе воздушные замки и них живут, мечтают о чём-то... Потому что реальный мир пугает человека, человек видит, что мир непрочен.

Люди часто обманывают друг друга, к сожалению… Вот вы на телевидении работаете, да? Пусть вам обидой это не будет, всё равно скажу. Одно время я телевизор не смотрел вообще, года три не было желания. А потом зашёл к друзьям в гости, у них телевизор не выключается никогда. И диктор что-то говорит. Я и вижу — она врёт! Говорю друзьям: «Вы что, не видите — она вас обманывает!» На лице у неё улыбка, она говорит, а сама не верит в то, что говорит! А кто-то замарался, соблазнился — поверил ей.

Когда смотришь телевизор постоянно, привыкаешь, уже не замечаешь лжи.

Я, конечно, не про всё телевидение говорю.

— У меня к вам встречный вопрос: сейчас на телевидении появилось много православных передач. Как вы оцениваете присутствие Русской Православной Церкви в жизни общества: не смущает ли вас, что Церковь часто и много участвует в светской жизни — начиная со вступления Президента в должность, заканчивая проводами наших спортсменов на Олимпиаду…

Церковь – это душа государства. Убери Церковь — будет труп

— С одной стороны — да, Церковь, на мой взгляд, совершенно отдельная организация. С другой — из чего мы состоим? Из тела, души и духа. Убери душу из человека, и будет труп. Церковь – это душа государства. Убери Церковь, религию – будет труп. Посмотрите, что произошло с Россией за годы безбожья. Её разорили, растоптали. Так что без Церкви — это как без души…

— И что же теперь делать? Обычным, простым людям, которым досталось жить на этой земле — в Ершовке, в Ижевске, в Москве?

— Чтобы понять, что делать, надо спросить, что делать.

Вот я вам про женщину рассказывал, которая пришла на Причастие. Спросила, что делать, никогда не причащалась до этого. Я ответил, чтобы причаститься правильно, нужно сначала подготовиться. Многие же не задумываются всерьёз об этом — три дня попостились, прочитали одну-две молитвы, и приходят причащаться. Причащаешь, конечно, этих людей, в надежде, что коснётся их благодать Божья, что задумаются они о жизни о своей…

А эта женщина подготовилась. Десять дней постилась, читала каноны, молитвы. Для меня, кстати, раньше молитвы, как и для многих, были набором непонятных слов. Однако позже приходит понимание, и от понимания — радость.

«Батюшка, мир-то совсем другой, а люди какими-то тряпками интересуются»

Потом она пришла на исповедь, ничего не стала скрывать, всё, что на душе наболело, она высказала. Господь принимает её исповедь, она причащается, и на следующий день уезжает куда-то по делам. Приезжает потрясённая: «Батюшка, мир-то совсем другой, а люди какими-то тряпками интересуются».

Есть такое понимание — «залог будущих благ». Когда Господь берёт и дверь в мир — раз, и приоткрывает. Человек увидел его, а потом дверь эта закрывается: «А теперь — трудись!»

    

Получая этот залог будущих благ, человек начинает сознательно, осознанно трудиться.

Я надеюсь, что люди придут к этому. В общем-то, развитие религиозной сознательности подобно маятнику — то в светлую сторону, то в тёмную…

А если кто-то грешит, что ж… Чётко и ясно сказано: «Несть человек, иже жив будет и не согрешит». Ну, не удержался, соблазну поддался, а потом осознал, что поступил неправильно, — у тебя есть возможность всегда прийти к священнику, в любое время. Ко мне вон ночью приходят, рано утром, днём… Встаёшь и идёшь. Смущаются: «Как бы, вас, батюшка, не задержать», а я отвечаю: «На то мы, священники, и поставлены, всё время наше вам принадлежит». Я выполняю свою работу, я служу. Мы — слуги, а у нас частенько священников ставят на роль хозяев.

На самом деле, всё, что нам принадлежит — это наши грехи. Всё остальное — в руках Божьих

На самом деле, всё, что нам принадлежит — это наши грехи. Всё остальное — в руках Божьих.

Надо читать Евангелие. Бог сотворил человека, и в наших генах, в нашем подсознании — вся жизнь, которая промелькнула от начала нашего, от Адама, всё записано. Только надо уметь извлечь. Через чтение Евангелия, освящение своих мыслей, ты приходишь к тому, что начинаешь понимать смысл и жизни, и самого существования человека. А объяснить кому-то — невозможно. Потому что это только твоё знание, только тебе открылось.

А у нас как бывает — съездят куда-нибудь в монастырь, получат исцеление, и давай всех туда отправлять — езжайте, мол, оздоровитесь. Да это вам дал Бог исцеление через святого! Нет такого средства, такого лекарства, которое помогало бы всем одновременно.

Однако есть Причастие — оно помогает всем. Через Причастие мы получаем большое количество информации. Вот человек читает Евангелие, а сути не понимает. А если он причащается, Господь ему постепенно открывает глаза на глубокий смысл Евангелия.

Через Причастие надо постигать Слово Божье. Сейчас много литературы выпускают, где разъясняют, интерпретируют Евангелие, однако, я считаю, есть опасность в обилии такой литературы — что хочешь могут написать. Это, знаете, когда человека хотят отравить, ему не наливают стакан яда. Берут красивую чашу, прекрасное вино и яда — капельку туда, и всё — человек отравлен. Так и здесь: берут красивое издание — красивая бумага, обложка, красивые слова, и — капелька яда…

Мне кажется, нужно верить в Промысл Божий, да и всё.

Такой момент ещё есть – мы от Бога получаем что-то, а не благодарим. Из-за отсутствия чувства благодарности и не получается ничего. Дал нам Бог какого-то человека, привёл его в нашу жизнь, а мы недовольны — неправильный, не такой… То есть мы ищем изъяны. А ведь в любом человеке что-то хорошее есть всегда, надо поискать. Даже в преступнике. Лучше стараться доброе видеть в людях. Вот кто такие святые? Святой человек видит только хорошее в другом человеке, он грязи не видит. А если человек — блудник, то у него и все блудники, если вор — у него все воры. Поэтому нужно найти в себе силы, чтобы не видеть в человеке плохого, грязь отмести, хорошее увидеть.

Я прощаю людей, которые, допустим, по отношению ко мне поступают нехорошо, нечестно. Прощаю. Вот только страх за них остаётся — как они жить-то будут с этой грязью? Они ведь не понимают этого. Ну а как ругать их? Не будешь ведь ребёнка ругать за то, что он чашку разбил…

— А вы строгий отец?

— Да, строгий. Чересчур, наверное… Могу ремень взять, да и… поддать. Соломон сказал: «Отец, жалеющий розги для сына своего, ненавидит сына своего». Вот и всё. Если мы не наказываем своего ребёнка, мы просто не обращаем на него внимания.

Да, бывает чересчур. Что ж, попросишь потом прощения у ребёнка, это ведь родное, кровь твоя.

    

— Вы бы хотели, чтобы ваши дети продолжили ваш путь?

— Не знаю… У каждого человека — свой путь. Преемственность в нашем деле — это второй разговор. Главное – Господь призовет или нет. Я ведь тоже никогда не думал, что стану священником, просто взял Господь, поставил и всё.

— А что это за ощущение — «Господь призвал»?

— Я просто жил-жил, и тьма какая-то образовалась передо мной. Искал смысл жизни, литературы много перелопатил. Ремонтировал я тогда иномарки, много народу приходило. И вот подошло время, я подошел к выбору – к чему обратиться, на какой путь встать. В это время Господь посылает мне разных людей: сначала евангелисты пришли, говорят: «Вот, у нас там женщина есть, она проповедник, всё тебе объяснит, расскажет, поехали с нами». А я к тому времени уже всё Евангелие прочитал из интереса, думаю: «Женщина ведь молчит в храме, не может проповедовать, что-то у них там неладно». Потом пришли другие люди, православные: «Поехали, говорят, с нами в храм, помолимся, постоим». И я не смог в храме 20 минут выстоять, представляете? Бабушки старенькие стоят. А я — здоровый мужик, и у меня ноги подкашиваются. Вышел на улицу. Люди, что меня пригласили, попросили священника сказать мне какие-нибудь напутственные, ободряющие слова, а он ответил: «А чего ему говорить, он даже “Отче наш” не знает». Так и было. И я подумал: «Если я крещёный, то я, по отношению к другим крещёным, какую-то ответственность имею, я должен что-то знать». И начал потихоньку готовиться. Прочитал Евангелие на русском языке, в переводе. А потом — на церковнославянском. Там — более понятно. Хоть и незнакомые формы слов, а доходит лучше. Намного объемнее смысл. Если техническими терминами говорить, то Евангелие на русском — моно, а на церковнославянском — стерео.

— С чем сейчас живёте, с каким мыслями?

— Да у нас один девиз: «Господи, помилуй!»

Раньше девиз не очень хороший был — бери от жизни всё, что она тебе предлагает. Хапай, да и всё. А когда объешься этого всего…

Ещё вот о чём думаю… Прощать надо. Вот, ругают кого-то: «Такой-сякой, разбойник…» А ведь первым в рай кто вошёл? Разбойник, который на кресте висел. Многие не понимают: как это вам ваш Бог всё прощает? А ведь Он прощает нам не слова наши, сказанные на исповеди, Он смотрит на сердце. Если человек кается, плачет, искренне просит прощения, тогда Бог его прощает.

А если просто сказать: «Прости»… Хотя, чтобы просто сказать, нужно тоже мужество иметь…

И делать это надо регулярно. Некоторые говорят: «Я потом, попозже приду на исповедь, грехов накоплю, и сразу покаюсь за всё». Ни один ещё не пришёл за все мои 11 лет служения. Не может человек стать дворником, плотником, кулинаром в одночасье — надо тренироваться. И здесь то же. Нельзя в один момент собраться и выложить все грехи. Если Бог покажет нам все наши грехи сразу, мы просто сгорим. От стыда.

Когда человек сделает какую-то гадость и его уличат, он краснеет от стыда. Вот эта краска на лице — зачатки гееннского огня. Понимаете? От маленькой провинности мы уже горим. А если нам всё вывалят? Все наши грехи? Это и будет адский огонь. Это же не бесы с лопатами стоят и уголька подкидывают, нет. Совесть наша судит нас.

Батюшка снова замолкает надолго...

Матушка Наталья собирает на стол и кормит всех нас (водителя, съёмочную группу, детей, внуков…).

Уезжаем. По-моему, тепло. Отец Алексий выходит провожать, поднимает руку.

С нами Бог.