«МЫ ЕГО ТАК И ЗВАЛИ: ДОКТОР АЙБОЛИТ»

Воспоминания об отце Иоанне (Крестьянкине)

Иеродиакон Никон (Горохов)

Мне бы надлежало лучше молчать, чем говорить, ведь все, что будет сказано, неизбежно будет нести на себе отпечаток субъективизма моего личного восприятия. По-настоящему об архимандрите Иоанне (Крестьянкине) мог бы рассказать сам отец Иоанн, ибо сказано: «Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?» (1 Кор. 2: 11), а посему и я не мог бы сказать, что же находится за внешней оболочкой этого старца. Но поскольку труд мой воспринят из послушания и из любви к батюшке, то по мере сил я попытаюсь поделиться краткими воспоминаниями о прожитых рядом с отцом Иоанном днях. «По плодам их узнаете их» (Мф. 7: 16), – сказано в Священном Писании, вот и я постараюсь вспомнить о тех плодах, которые увидел в отце Иоанне.

Каким был отец Иоанн в юности, мало кто знал или знает. Расцвет его духовных дарований мы встретили в тот момент, когда уже большая часть его жизни была за плечами и настало время мудрой старости. Но надобно заметить, что в Священном Писании «мудрость» вовсе не приписывается какому-то сроку прожитых лет или какому-то положению; оно говорит прямо и неуклонно: «Возраст старости есть житие нескверное» (ПремСол. 4: 9), а вовсе не число прожитых лет. То есть по логике Священного Писания можно понять, что и юноша может стать «старцем», а равно и глубокий старик может являть собой жалкое зрелище необузданных страстей, свойственных скорее безумной юности.

Батюшка душой своей был юн и подвижен, и энергия в нем кипела юная и созидательная

Так вот батюшка Иоанн представлял собой по душе 18-летнего юношу, стяжавшего настоящую духовную мудрость еще в ранней юности и сохранившего трезвенный и бодрый дух до самой старости. Он и сам об этом, не стесняясь, говорил. «Эх, душа-то как молода, будто ей 18 лет, а вот тело, увы, за ней не поспевает». Да-да! Батюшка душой своей был юн и подвижен, и энергия в нем кипела юная и созидательная, а вот тело и болело, и скорбело, и немощи носило. Вот таким он мне и запомнился: порхающим, бодрым, заводным, с прекрасным чувством юмора, живым, деятельным, изобретательным, активным и внимательным, очень ласковым и при этом необыкновенно добрым. От него как будто потоком изливалось добро. Господь говорил: от того, кто вкусит от Духа Святого, потекут реки воды живой, скачущей в жизнь вечную.

Не знаю, когда это началось у отца Иоанна, то есть когда потек от него поток чистой живой воды благодати и когда к нему потек православный народ, а ведь народ наш очень чуткий. Как почувствует, что у кого-то открылся этот «источник вечной жизни», так и бежит к тому сломя голову и обступает его толпой и жаждет прикоснуться, почерпать, вкусить, напиться, насладиться и утешиться от этого источника. И тогда уж точно не будет покоя для носителя сего дара ни днем ни ночью. Помню толпы паломников, обступающих старца на улице по ходу его движения в храм Божий и обратно из храма. Это надо было видеть, потому что из любви к старцу проходу ему никто не давал и вокруг него образовывался целый искусственный затор из людей. Все пытались что-то спросить, на что-то взять благословение, услышать совет или просто увидеть и послушать. Конечно, это было обременительно для него, и самая короткая дорога занимала тогда много времени. И поначалу еще ничего, отец Иоанн сам справлялся, но потом, со временем, он уже не мог даже пройти, и тогда нужны были поводыри и «буксиры», которые бы проделывали проход в этом море людей. Таких «ледоколов» было несколько, но главным всё же неоспоримо был отец Филарет. Он прекрасно справлялся с этой должностью. Конечно, кое-кому доставалось от него, но это было необходимыми издержками его послушания.

Батюшка Иоанн был небольшого роста и довольно плотного телосложения, но отнюдь не толстый, а в меру упитанный и, как я говорил, очень подвижный человек. При общении с ним было такое ощущение, что попадаешь в плотное облако его внимания и любви, которое окружало тебя со всех сторон и сразу отгоняло все невзгоды и неприятности, все недоумения и противоречия, трудные вопросы и скорби. Бывало, идешь к отцу Иоанну, на душе кошки скребут и хочется куда-то бежать или скрыться от скорбей и неудач, душа в смятении от разных помыслов и непонятных решений, в которых сам «тангалашка» ногу сломает, и вообще их никто не распутает и не даст никакого решения, потому что решений и вариантов тьма, а какой из них верный, неизвестно, и приходишь побитый, опустошенный и озлобленный. Всё, приплыл, дальше уже плыть некуда, крышка… Но… по мере приближения ко входу в келью отца Иоанна помыслы и страхования начинают рассеиваться, вопросы сами собой исчезают, проблемы, до сих пор неразрешимые, вдруг решаются и все приходит в покой и мир. А уж когда придешь к нему на прием, вообще всё пропадает и в душе водворяется умиротворение. Бывало, просто посмотришь на него, и все сомнения и прежде бывшие недоумения сами пропадают, улетучиваются куда-то, и ловишь себя на мысли: «Ну вот! Зачем приперся к старцу?! Опять какую-нибудь ерунду будешь спрашивать? Да и что тебе спрашивать-то? Вон, смотри, как он живет, и делай то же самое – и спасешься. Всё же ясно!»

Бывало, я рта не успевал открыть, как батюшка мне сам уже что-то рассказывал и пояснял, причем он говорил обстоятельно и долго, и я уже думал: зачем пришел старца отвлекать какими-то своими мелкими проблемами, зачем занимаешь его время? Но это было от лукавого, потому что одно общение с ним заряжало на долгие месяцы и годы. Я помню, сколько раз от отца Иоанна я летел словно на крыльях. Да мне казалось, что и все так же летели от него, исполненные благодарности и радости. Я думаю, что это и есть признак духоносности, когда старец берет на себя все наши тяготы, скорби и болезни, а взамен дает массу любви и духовной энергии, окрыляет и поднимает всё выше и выше ко Христу. Здорово это. Я думал, что так будет всегда. Я не знал, что просто в начале моего духовного пути Господь послал мне Моисея и Иисуса Навина, которые проводили меня через пустыню страстей и вели в Землю Обетованную. Но когда батюшка был отнят, я понял, что таких кормчих уже нет.

Он никогда не говорил от себя, а всякий раз, прислушиваясь к голосу Господа в себе, возвещал волю Божию

Батюшка Иоанн был прозорлив. Знаете, многие идут к старцам как к неким оракулам или гадалкам, чтобы они, взглянув на них, сразу открыли им будущее, рассказали, что их ждет, чего надо опасаться, чего стоит делать, а чего не стоит и т.д. Но наши старцы, настоящие старцы и духовники, не оракулы и не чревовещатели. Они же себя даже старцами не считают и если что-то делают и что-то говорят, то вовсе не с целью поразить кого-то своим ведением тайн Божиих, чудесных откровений или чрезвычайных пророчеств. Они же живут в русле Промысла Божия и на праздное любопытство совсем не реагируют. Они же Бога боятся и смиряются до зела, и никто из них даже не помышляет просить у Бога открыть ему о ком-то что-то. Нет. Но они настолько любят Бога и чтут Его и боятся Его, что Он Сам им открывает потребное для каждого отдельного человека. А самое интересное заключается в том, что они могут и не знать подробностей жизни того или иного человека, но они доверяют Богу, и Бог Сам им открывает то, что человеку нужно. Тайна в том, что Бог Сам вкладывает в уста «старцу» то, что необходимо сказать. Так вот это живое присутствие Божие всегда чувствовалось при отце Иоанне. Можно сказать, что он никогда не говорил от себя, а всякий раз, прислушиваясь к голосу Господа в себе, возвещал волю Божию. Но для этого он давно и полностью предался в волю Божию и без нее ничего не творил и не говорил. Но, осознавая всё это, батюшка никому ничего и не навязывал. Он как бы скрывал от посторонних сей дар. По всей видимости, он получил этот дар еще в тюрьме, а может, и раньше. Как он сам говорил: «Нигде и никогда я так не молился, как в заключении», а пробыл он там несколько лет. Потом многие себя называли преемником дарований отца Иоанна, его лучшим учеником или его верным последователем и многие прикрывались его именем, чтобы скрыть свою настоящую пустую сущность, но всё это ложь.

Потому что, как говорит апостол Павел: «Подражатели мне бываите, якоже и аз Христу» (1 Кор. 11: 1). Если они не претерпели за Христа ни мук, ни страданий, ни гонений, если они не стояли за каждую заповедь Божию даже до смерти, если не отдали свою кровь за Него, чтобы принять Дух, то они не могут называться преемниками и учениками Христовыми, Павловыми, Иоанновыми… А батюшка принял полной мерой страдания за Христа там, на каторге и в тюрьме, несправедливо оклеветанный и преследуемый, и правду Божию отстаивал исповедничеством. Он пролил кровь, чтобы принять Дух.

Он был сторонником Патриаршества, Юлианского церковного календаря и славянского языка в богослужении, хранителем истинного православного Предания, касающегося постов, чистоты священства, чистоты православного брака и соблюдения всех православных канонов

Пожалуй, еще нужно сказать об укорененности отца Иоанна в русской православной церковной традиции. Без сомнения, отец Иоанн был человеком Церкви. Он был сторонником Патриаршества, Юлианского церковного календаря и славянского языка в богослужении, он был хранителем истинного православного Предания, касающегося постов, чистоты священства, чистоты православного брака и соблюдения всех православных канонов, которые свято чтил и, как он говорил, которые никто не отменял и не может отменить. Отец Иоанн сам свято соблюдал каноны и всем заповедал хранить и блюсти их. Я был свидетелем того, как был строг батюшка к соблюдению канонов. В нем удивительным образом уживалось такое – величайшая любовь к людям и к падшим грешникам и одновременно непоколебимая твердая уверенность в том, что малейшее послабление или нарушение канонов крайне опасно для духовной жизни, и не просто опасно, но гибельно.

Помню, к нам приехал молодой священник, который сделал то, от чего отец Иоанн пытался всеми силами его отвратить, но тот ослушался батюшку. Последствия были катастрофическими. Он лишился рассудка за то, что дерзнул без благословения прочитать «черную магию». Это было очень печальное зрелище.

Свое мнение батюшка никому не навязывал, но ищущему и вопрошающему он не отказывал. Батюшка очень не любил праздных совопросников века сего, которые спрашивали не для того, чтобы исполнять, а так, из праздного любопытства. И тогда батюшка мог съюродствовать или превратиться из духоносного старца в старенького больного дедушку. Такие потом уходили неудовлетворенные и разочарованные и говорили, что отец Иоанн уже совсем одряхлел и выжил из ума и ничего не понимает. Это как в Священном Писании говорится, что даже пророков Божиих Господь побуждает говорить «с лукавыми по лукавству их» (2 Цар. 22: 27).

Когда батюшка был еще в силах, он каждый день спешил в храм, где, стоя у Престола, поминал бесконечные записки, которые ему приносили и привозили со всех концов страны, из ближнего и дальнего зарубежья. А потом он спешил в келью, чтобы отвечать на многочисленные письма и телеграммы, которые приносили и монастырские почтальоны, и мирские, и сами паломники. Я могу засвидетельствовать: будучи почтальоном, я приносил батюшке почту и денежные переводы; и не было случая, чтобы хоть один перевод он забрал себе – он всё отдавал монастырю и ничего не оставлял для себя. Он был истинный монах, хотя и жаловался, что ему не хватает времени на монашеское правило – зато ему хватало времени отвечать сотням и тысячам своих корреспондентов, то бишь духовных чад. Батюшка всеми силами души любил Бога и, когда позволяли физические силы, стремился в храм Божий, а остаток сил отдавал людям. И вся жизнь его была молитвой и служением.

Батюшка любил обязательно что-то дарить приезжающим паломникам, будь то просфоры, или конфеты, или брошюрки, а потом уже появились книги, календари… И так обласканный и утешенный, человек уезжал домой, унося с собой в мир частицу батюшкиной любви и сердца.

Бывало, что батюшка «держал» у себя на приеме человека до последнего момента, так что до поезда оставались считанные минуты. Помню, как мы отправляли каких-то паломников в «карете» «Скорой помощи», потому что другого транспорта до железнодорожной станции поймать не смогли. Батюшка всё делал ради Бога, для Бога и ради людей и для людей, и ему поспешествовала Божественная благодать. Внешне он очень походил на доктора Айболита из одноименной сказки, мы его так и звали: доктор Айболит.

Помню, у меня возник какой-то очень сложный вопрос, и я пошел к своему духовнику от пострига – архимандриту Александру. Но он решить мой вопрос никак не мог и сказал: «Пойдем к отцу Иоанну: он все решит». – «Батюшка, как же? А вы?» – «А что я? – Я просто “тюха-матюха”, а вот отец Иоанн – это “духовный профессор”, и нет такого недоумения, какое бы он не решил!» Сказано – сделано, и мы пошли к отцу Иоанну. Батюшка быстро решил мой вопрос, как будто орешек раскусил. Но подобных серьезных и крупных проблем было мало, а по мелочам мы не беспокоили батюшку. Мелочи разрешали с нашими общими братскими духовниками, а к отцу Иоанну уже шли по серьезным вопросам.

Не помню, чтобы батюшка кому-то что-то приказывал или навязывал или заставлял что-то делать, но уж если он говорил, как поступить, то лучше уж было послушаться и сделать, как сказал отец Иоанн, потому что те, кто не слушался или делал по-своему, всегда плохо кончали. Ведь обыденная жизнь, в том числе и монастырская, как-то скрывает и затушевывает ту страшную кровавую бойню, которая ведется за человеческие души духами злобы поднебесной. Они ведь ошибок не прощают, и снисхождения у них нет. И если человек сам, без вопрошания у духовников и без руководства, бросается на эту брань со врагом, то неминуемо погибает. Свидетелем скольких крушений я был на своем маленьком веку, и не перечислить.

Был такой случай. Пришел к нам в монастырь молодой человек, очень легкомысленный и самонадеянный, а ведь тоже захаживал к отцу Иоанну, вопрошал о том, о другом. И батюшка, видя его ветреную натуру, предупреждал его, чтобы он прекратил свои рискованные выходки, которые иначе, как баловством и безрассудством, и назвать нельзя. Но тот упорно не слушался, уповая на свою сноровку. Батюшка даже его предупредил, что если он не прекратит, то всё плохо кончится, и убеждал его уехать и пожить дома. Но тому всё нипочем, всё хи-хи да ха-ха. И вот однажды случилась трагедия. Этот парень по своей упрямой самоуверенности преступил три основных монастырских правила, которые категорически запрещено было нарушать. Он был пастухом. И вот он дерзнул выгнать в поле монастырское стадо один, без помощников – это первое; при этом он выпустил в поле и быка – это второе; и третье: этого быка он иногда намеренно злил, залезая ему на хребет, когда тот был в стойле. И еще: он носил очки, но сломанные. И вот поздно вечером стадо вернулось в коровник само, без пастуха и без быка. Нашли мы несчастного утром бездыханным: бык его задавил. Вот такое было горе.

Батюшка был всегда очень жизнерадостным и общительным, но без пустословия и празднословия. Однажды мы, молодые пономари, зашли к нашему начальнику – ризничему, которым тогда был отец Роман (позже он стал у нас наместником). Пришли мы поздравить отца Романа с днем ангела. Он достал бутылку шампанского и разлил по стаканам, но не успели мы притронуться к этим стаканам, как в келью к отцу Роману влетел батюшка Иоанн и принялся обнимать и целовать отца Романа, поздравляя его и говоря всякие здравицы и пожелания и от всей души желая ему многая лета. Тут батюшка увидел, что уже налиты стаканы, но только для нас, и сказал, что хочет присоединиться к торжеству. А поскольку четвертого стакана нет, то он запросто отпил из всех стаканов понемногу и вскрикнул: «Ой! Батюшка родной! Как же хорошо!», а потом: «Ну вы тут уж без меня продолжайте, а я побегу дальше… Ведь меня уж ждут», – и так же стремительно убежал, только слышно было, как он мчится по коридору и раздает благословения многочисленным паломникам и что-то им вещает. Вот так все было просто и задушевно.

Бывало, батюшка трет ему изо всех сил спину и приговаривает: “Это мы твои грешочки оттираем”

Батюшка, между прочим, как и всякий русский человек, очень любил «баньку» и посещал ее чинно и основательно. Приходил он не один, а в сопровождении помощника, который пособлял ему раздеться, одеться и помыться. Помощником у него в последнее время был Леша-чукча, как мы его звали, потому что он много лет провел на Севере среди чукчей и много нам рассказывал интересных историй. Он любил батюшку сыновней любовью и ухаживал за ним, как сыночек, хотя сам имел уже и внуков. Помню, помоет он батюшку, и отец Иоанн ему говорит: «Ну, Лёшенька, теперь моя очередь тебе спинку потереть». И так натрет Лешкину спину, что бедный Леша аж пищит, а батюшка только приговаривает: «Это ничего, Лёшенька, это мы твои грешочки оттираем». А грешочки у дяди Леши были немалые, но вот ведь пришел на покаяние, да так и остался при обители.

Хотелось бы вот о чем еще сказать. Найдутся всякие записные святоши, которые будут осуждать отца Иоанна за то, что у него были келейницы, а не келейники, за то, что в баньку ходил, за то, что с народом был, а не уединялся в затвор. И много чего можно было бы найти такого в отце Иоанне, что не вписывается в учебники по святости, а, однако же, такого, как батюшка Иоанн, днем с огнем не сыщешь. Мы-то думали, что живем вот рядом с отцом Иоанном, и так всегда будет, по пословице: что имеем, то не ценим… Что уж тут лукавить! А теперь вот и не у кого спросить, как быть в той или иной ситуации, не у кого узнать, как сделать по Божиему и так, как Церковь хочет, а не как мы желаем… Умных и начитанных много, а богомудрый, прозорливый и рассудительный, говоривший от Духа Божиего, а не от себя, был один.

Считается, что настоящие «старцы» несут на себе печать особого дара Духа Святаго, они как бы выполняют предназначение, которое в Ветхом Завете несли пророки Божии. Они возвещают людям волю Божию, какая бы она ни была. Такими людьми могут быть и малограмотные, и образованные, и необразованные, и старые, и нестарые, и опытные, и неопытные в человеческих делах. Одно их объединяет – чистота сердца, правота помыслов (отсутствие лукавства) и верность Богу даже до смерти. Вот таким я и запомнил батюшку отца Иоанна. И такой путеводной звездочкой он и остался в памяти моей и многих чад его.

Иеродиакон Никон (Горохов),
насельник Псково-Печерского монастыря