Константин Воробьев

Из элитного полка – на передовую

В 1941 году курсанта Константина Воробьева отправили из Академии имени Фрунзе в Московское командное училище имени Верховного Совета – он по всем параметрам подходил в Кремлевскую роту. Стоять бы ему у Мавзолея, ходить, печатая шаг, и охранять с карабином в руках государственные секреты, если бы не война.

Рано утром 6 октября сводный полк Московского командного училища имени Верховного Совета СССР, как и все училища, подразделения и отдельные части, находившиеся в ведении Московского военного округа, был поднят по тревоге. 1300 человек совершили 85-километровый марш-бросок до отведенных им позиций на реке Лама.

К 8 октября стало ясно: они остались единственным заслоном между немецкими войсками и Москвой

К 8 октября стало ясно: они остались единственным заслоном между немецкими войсками и Москвой: советские части на стратегических направлениях были окружены или уничтожены. После непрерывных боев в течение двух месяцев с 17 по 19 ноября позиции полка атаковали танки. Курсанты использовали бутылки с зажигательной смесью и вели плотный огонь из самозарядных винтовок. Элита Красной Армии – высокие, на подбор, как былинные богатыри, теряла в день по роте, отходя с боями к Солнечногорску.

Последний бой остатки курсантского полка приняли возле села Каменка. Уже 4 декабря началось контрнаступление советских войск. Операция «Тайфун» была сорвана ценой жизни тех, кто навсегда остался на снежных полях Подмосковья. В развороченном взрывом окопе на месте последнего боя курсантского полка немецкие пехотинцы нашли контуженного, но живого русского офицера. Это был лейтенант 10-й роты Константин Воробьев.

Вяземский котел. Ноябрь. 1941

Немецкое отступление в декабре 1941-го было тяжелым. Солдаты и офицеры вражеской армии, в шубах с чужого плеча, в обрезанных валенках поверх сапог, обмотанные для тепла тряпками, вымещали злобу на пленных, убивая их десятками и сотнями. Путь отступающей немецкой армии был усеян мертвыми телами. Пленные русские шли из последних сил – босиком (отмороженные пальцы потом отваливались, а ноги пожирала гангрена), в обмотках, в разваливающейся обуви.

Война 1812 года была любимой темой Константина Воробьева, а «Война и мир» – настольной книгой. Пожилой солдат, чем-то похожий на толстовского Платона Каратаева, с которым он шел бок о бок, был застрелен немецким конвоиром вместе со старушкой, которая пыталась передать пленным еду. Убивали отставших и обессилевших.

Плен и побег

Константин Дмитриевич не был избалован жизнью. Он помнил голодное детство в семье, где кроме него было еще шестеро детей, в селе Нижний Реутец Курской области. Когда отца арестовали за недостачу в магазине, он пошел работать сам. Ему тогда было 14 лет. Платили хлебом, и этот хлеб спас семью в годы знаменитого голода 1932–1933 годов. Затем была армия, Академия имени Фрунзе и наконец предложение, о котором можно было только мечтать, – назначение на учебу в полк кремлевских курсантов. Но нежданная удача мелькнула и пропала в огне войны.

В лагере он узнал: в плену выживает тот, кто до последнего момента сохраняет хоть подобие собственного достоинства

Попав в плен, Константин Воробьев понимал: необходимо выжить. После, в лагере, он узнает, что в плену выживает тот, кто до последнего момента сохраняет хоть подобие собственного достоинства – пытается следить за собой, пришивать пуговицы или хотя бы заменять их палочками, протирать лицо, чистить зубы щепкой. Опустивший руки быстро гибнет и пополняет собой огромную яму, в которую каждый день кидают новых покойников.

1941

Наконец была сформирована колонна, которую погнали в вяземский концлагерь, освободив место вновь прибывающим. Он был не лучше ржевского, но там хотя бы кормили: пустая консервная банка для баланды была сокровищем, которое берегли и прятали. В вяземском лагере Константин Воробьев заболел тифом. В его истощенном состоянии эта была почти верная смерть. Охранники в бараке сняли с него одежду, позарившись на офицерское обмундирование, и голым бросили под нары – на погибель. Но Воробьев привык выживать, поэтому через несколько дней, грязный, страшный, с отказавшей ногой, он выполз из-под нар и добрался до медицинского пункта. Русский доктор, обязанный лечить полицейский состав и по остаточному принципу – пленных, помог ему выжить. Просто потому, что увидел в Воробьеве человека, готового бороться до конца как за свою жизнь, так и за то, что ему дорого.

Воробьев бежал, но уже через час, избитый и окровавленный, он лежал перед конвоирами

Через некоторое время немцы отделили офицеров от рядовых и отправили их в Смоленск. Затем в Каунас, откуда Константин совершил свой первый побег. Пленные работали в каменоломне, где совершенно бессмысленно, из конца в конец, перекатывали камни. Улучив момент, Воробьев бежал, но уже через час, избитый и окровавленный, он лежал перед конвоирами. А через неделю его отправили в лагерь смерти в Саласпилсе.

Бежать из концлагеря было практически нереально – все пространство перед колючей проволокой простреливалось, от бараков запрещалось отходить более чем на 50 метров. Подкоп был нереальной мечтой – в бараках хватало шпионов, готовых выслужиться за кусок хлеба. Вдобавок ко всему концлагеря располагали на враждебных территориях, чтобы исключить помощь местного населения. Единственным шансом для побега был переезд из лагеря в лагерь.

Минск. Август. 1941. Гиммлер инспектирует лагерь для советских военнопленных

Вместе с другом, молодым солдатом, Воробьев бежал, выбив окошко вагона и спрыгнув на ходу с поезда. Через неделю друга схватили полицейские в одном из домов, куда они заглядывали, чтобы попросить еды. Месяц Константин скитался по лесам, ночевал в старых копнах сена; его подкармливали сердобольные литовцы. Через месяц обессиленного беглеца поймали. И как подозрительного бродягу, возможно – дезертира, отправили в тюрьму в литовском городе Паневежисе.

В тылу врага

Заключенных каждый день возили на работы. 24 сентября, в собственный день рождения, Константин Дмитриевич бежал в третий раз. И это был последний его побег.

В лесу на оборванного, истощенного человека наткнулась женщина, собиравшая грибы. Она привела его к себе домой. Здесь, в семье лесника Яна Дзениса, Константин нашел помощь и приют. Потом дочь лесника, Вера Дзенис, скажет, что задолго до того видела сон про русского, пришедшего из леса, который стал ее судьбой.

Прячась на чердаке от визитов немецких солдат, в считанные дни написал о том, что ему пришлось увидеть и пережить

Константин поправился и пришел в себя. Прячась на чердаке от визитов немецких солдат, в считанные дни написал о том, что ему пришлось увидеть и пережить. О том, как военнопленные шли по зимнему тракту и их расстреливали одного за другим. О том, как эсэсовцы насмерть били заключенных лопатами. О голоде, который приходилось испытывать каждому военнопленному. И вспоминал с благодарностью о людях, которые не сломались и послужили ему примером. Первое название текста было «Дорога в отчий дом». Уже много позже, после смерти Константина Воробьева, издатели переименуют повесть в «Это мы, Господи».

Воевали они под крылом литовского партизанского отряда с названием «Кяститус», что по-литовски означает «терпеливый». Партизаны нападали на немецкие колонны, уничтожая живую силу и технику, поджигали и взрывали объекты военного значения, устраивали диверсии. Константин Воробьев воевал в партизанах до освобождения Прибалтики. Его жена стала санинструктором и вынесла с поля боя не один десяток раненых.

Наградой Константину Воробьеву стала медаль «Партизану Отечественной войны» 1-й степени «за отвагу, геройство и выдающиеся успехи в партизанской борьбе».

В отбитом у немцев Шауляе Константин Дмитриевич был назначен начальником штаба ПВО. Под его командой оказались те, вместе с кем он воевал в лесах. Воробьев позаботился о судьбе каждого, написав на них отличные характеристики. Не избежал жестких допросов в НКВД и он сам. Но тут за Воробьева свидетельствовали его дела: многие могли подтвердить, как вел себя этот командир отряда в немецком тылу.

Сочувствие к каждому

Константин Воробьев

Но именно эта неудача подтолкнула его. Он начал писать, и писал ярко, емко, описывая страшные стороны деревенской жизни 1920–1930 годов: коллективизацию и голод глазами ребенка («Друг мой Момич») и через призму войны и плена («Почем в Ракитном радости»). Его рассказы вызывают сочувствие и к крестьянам, у которых отбирают последнее, и к продотрядовцам во время расстрела: один из них под дулами винтовок крестился маленьким ребенком, крича: «Что вы делаете, люди?!»

Сборник рассказов «Подснежник», вышедший в Вильнюсе, не сделал его известным. Но написанные им позже повести «Крик» (1962) и «Убиты под Москвой» (1963) прочитали многие. Во многом эти произведения повторяют друг друга и являются автобиографическими.

Константин Воробьев с женой Верой

В первом молодой лейтенант проживает всю жизнь – наступление, фронт, война, любовь, смерть любимой, плен – за несколько дней. В финале повести любопытный немецкий офицер собирает трофеи – советские офицерские петлицы и эмблемы родов войск. Петлицы и эмблемы оторваны с не успевшей еще испачкаться шинели главного героя. В повести «Убиты под Москвой» в бой с немцами вступают кремлевские курсанты – и последний, оставшийся в живых после смерти товарищей курсант плачет, потому что никто не видел, как он сумел подбить танк. Здесь также путь взросления и осознания стремителен и занимает несколько дней.

Через десять лет, в 1985 году, энтузиасты нашли в архивах журнала «Новый мир» пропавшую рукопись

После окончания оттепели печататься стало намного труднее. Всего Константином Воробьевым написано около 30 произведений. Но самого главного, выстраданного – того, о чем он писал в далеком 1943 году, прячась от немцев, Константин Воробьев так и не смог сказать. Поэтому он начал писать продолжение повести «Крик» – о плене, видимо, пытаясь возродить и переиначить потерянную когда-то рукопись. Но написать ее не успел. 2 марта 1975 года Константин Воробьев скончался от рака мозга.

Через десять лет, в 1985 году, энтузиасты нашли в архивах журнала «Новый мир» пропавшую рукопись Константина Воробьева и опубликовали ее в журнале «Современник», назвав «Это мы, Господи». Это произведение считается самым ярким в его творчестве. Жуткий рассказ о немецких лагерях поражает верой в человека, потому что особенно выпукло в нем показаны русские люди, окружавшие главного героя, – не унывающие, не опустившиеся, а готовые бороться даже в таких условиях.