– Батюшка, расскажите, как вы оказались в Чечне во время военной кампании? Какие впечатления вынесли из этих поездок?

– Это была командировка. Шла Вторая чеченская война. И ко мне обратились журналисты «Московского комсомольца», один из которых рассказал о своей поездке в Чеченскую республику во время Первой чеченской войны и о том, как солдаты жаловались, что у них нет церковного окормления. Журналисты решили поднять проблему дефицита духовного попечения военнослужащих. Сказали, что готовы посодействовать мне, чтобы я смог поехать в Чечню и пообщаться с военнослужащими. Я принял это предложение. Моя поездка была согласована и с армейскими властями.

С Чкаловского аэродромамы сначала отправились в Дагестан, а из Дагестана уже на вертолете ночью, в тишине и в темноте, потому что все освещение отключалось, пересекали чеченскую границу. Мы расположились под Гудермесом. Но посещали и другие места, встречались с военнослужащими. Я читал лекции. Перед каждой лекцией офицеры, ответственные за воспитательную работу, обращали мое внимание на то, что часть военнослужащих исповедуютислам – это были мальчишки из Татарстана и Башкирии. И на своей лекции я обязательно делал отступление для мусульман – об исламских законах ведения войны по хадисам Аль-Бухари, чтобы они могли сравнить, насколько адекватно наш противник придерживается традиций ислама или не придерживается их совсем.

С местными жителями тоже приходилось общаться. Первая поездка была ознакомительная. Я увидел, что у людей есть проблемы. Я увидел, что местным жителям не хватает теплой одежды, а как раз начинались холода. И вернувшись в Москву, я сразу бросил клич через радио «Радонеж»: надо собрать детские теплые вещи, а для взрослых шерстяные шапки, шарфы, перчатки, чтобы отвезти их в Чеченскую республику.Откликнулись тогда очень многие люди.

В условиях войны люди могут ожесточиться, впасть в какую-то осатанелость, и важно было их духовно поддержать

Нашу задачу мы видели в том, чтобы помогать местному населению и военнослужащим, находящимся там по долгу военной службы – чтобы эта их служба сопровождалась духовным окормлением. В условиях войны люди могут ожесточиться, озлобиться, впасть в какую-то осатанелость, и важно было их духовно поддержать.   

Отправившись в Чечню во второй раз, мы уже самостоятельно добирались туда на микроавтобусах. Святейший Патриарх Алексий II дал благословение служить на всяком месте, где я сочту необходимым. Потому что на территории Чеченской республики практически все храмы были уничтожены, кроме храма в станице Асиновской. Патриарх подчеркнул, что мы должны оказывать помощь не только русскоязычному населению, но и местным жителям, чеченцам. Что мы в ходе благотворительных программ не должны делить людей на своих и чужих, чтобы это не выглядело как война между мусульманами и христианами.

Носки и шапочки с письмом солдату

Один из солдат стал зашивать это детское письмо под погон. Я спросил: «Зачем?» Он сказал: «Это лучше любого бронежилета»

Всего было предпринято пять поездок, я принимал участие в четырех. Мы въезжали через блокпост «Кавказ»,сразу ехали в станицу Асиновскую, в православный храм. Потом – к Грозному через Самашкинский лес, и там уже на площади раздавали помощь, которую привезли для местного населения, – теплые вещи. Для военнослужащих привозили сгущенное молоко, вязаные шапочки черного цвета, какие не нарушают форму, перчатки…Дети из православной гимназии «Радонеж» и других православных школ написали «письмо солдату», и в каждую шапочку мы вкладывали по письму. Содержание было приблизительно такое: «Я Николай. Мне 9 лет. Я учусь в православной гимназии. Я знаю, что вы исполняете свой воинский долг вдали от Москвы. Мы молимся за вас, переживаем, хотим, чтобы там, где вы находитесь, был мир». Когда солдаты обнаруживали в шапочках эти письма, они не могли сдержать слез. Видели бы вы это! Один сразу стал зашивать письмо под погон. Я спросил: «Зачем?» Он сказал: «Это лучше любого бронежилета. Я буду носить его на правом плече».

Теперь он русский…

Был такой интересный случай. Когда мы раздавали крестики после лекции, а среди военнослужащих были, как я уже говорил, и мусульмане, то и они тоже стали тянуть руки. Я растерялся и спросил: «Разве вы не мусульмане?» – «Мусульмане». – «Зачем вам крестики?» И один из них ответил: «Так мы же Россию защищаем». У меня выступили слезы на глазах, так это было трогательно.

– С какими трудностями вам пришлось столкнуться в Чечне?

– Самой большой была та, когда нас остановили боевики. Мы ехали через Самашкинский лес. Шел дождь. Люди в камуфляже тормозят нашу машину. Трудно разобрать, кто такие: туман, дождь. Остановились. Смотрим: бородатые мужики! Открывают нашу машину, спрашивают: «Кто такие? Куда едете?» Они не поняли, кто мы такие, потому что мы тоже бородатые сидим. У нас московские номера, и они могли подумать, что это братья приехали, московские чеченцы. Я говорю: «Московская Патриархия, везем гуманитарную помощь»…

Добро никогда не проходит бесследно в хорошем смысле этого слова. Как в Библии сказано: «Опускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его» (Еккл. 11: 1). Чечня же маленькая, там все перемещения машин, разных лиц в той или иной степени фиксировались как нашей, так и той стороной. Один мужчина говорит: «Я их знаю, это не спекулянты, они бесплатно все раздают». Тогда главный, как я понял, сказал: «Пусть Аллах благословит вас. Езжайте». А у нас машина не заводится!

Кто-то отошел от той группы, кто-то подошел новый… Человек с пулеметом появился, очень смуглый, почти как негр.А может, он в грязи был. Я говорю водителю: «Надо быстрее уезжать, какие-то злые подходят, не такие доброжелательные, как первые… Посадят нас в яму…» А чеченцы подходят и спрашивают: «Что же вы не едете?» – «У нас что-то с мотором…» И они нам стали помогать чинить мотор. Была интересная такая ситуация.

А те, кто подходил, на нас пальцами показывали, что-то спрашивали. Думаю: ну, точно посадят в «зиндан» (яму). И еще думаю: чтобы сразу не замерзнуть, надо немножко выпить. А нам с собой выдали флягу со спиртом. Я налил себе немножко, выпил и как-то повеселел, потеплел, осмелел. Подхожу к ним и спрашиваю: «А почему это вы наших священников хватаете?» На тот момент было известно, что трое батюшек заявлены пропавшими без вести. Они говорят: «Нет, мы попов не трогаем». – «Как не трогаете? Вот этот и этот». Они: «Это не священники, это парашютисты». – «Как парашютисты?» – Они: «Это чекисты». – «А как вы определяете, кто парашютист, а кто нет?»– «Ты не парашютист. Ты толстый, пьяный и наглый – ты настоящий русский поп. Тебя никто здесь не тронет. Кто тебя тронет, Аллах того накажет. А те, я их видел: подтянутые, накачанные. Иди, тебя никто не обидит». Я вспомнил тогда известное библейское высказывание: «ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12: 9).

Они подтолкнули нашу машину, и мы доехали нормально до Грозного, где опять раздавали теплые вещи, которые привезли.

– Батюшка, в тот период много священников попало в плен, было убито. У вас лично присутствовал страх за свою жизнь?

– Было чувство эйфории. Во-первых, я понимал, что это достойная смерть, когда ты не занимаешь чью-то сторону на войне, а хочешь проявить заботу и о тех, и о других. Наша миссия носила миротворческий характер. Патриарх нам сказал, что мы должны всем помогать. А бояться смерти… Мы все умрем когда-нибудь. Мне казалось, что если это произойдет вот сейчас, здесь, в Чечне, то это будет достойным завершением жизни.

– Вы были готовы встретить смерть достойно?

На войне любое перемещение – событие. Ты дошел до какого-то места, в тебя не попали, в тебя даже не стреляли – уже чудо

– В некотором смысле – да. Это чувство меня согревало. Ситуация на войне другая, чем в обычной жизни. На войне человек с человеком может встречаться в течение дня несколько раз, и всякий раз они будут приветствовать друг друга, обнимать, как будто не виделись в течение длительного времени. Почему? Потому что в обычной жизни выходим из дома, сходили в магазин, вернулись домой… Здесь нет никакого события. А на войне любое перемещение – это событие. Ты дошел до какого-то места, в тебя не попали, в тебя даже не стреляли, а если стреляли, то промахнулись. Сколько бы люди ни встречались в течение дня, все равно тепло и душевно приветствуют друг друга. На это я обратил внимание. Потому что люди начинают дорожить друг другом, и каждое мгновение, проведенное на войне, – это событие. Это мгновение, в которое ты еще не расстался с жизнью, она продолжается, значит, какая-то забота о тебе есть.

Катехизация в боевых условиях. Чечня

– Часто приходится слышать от неверующих людей упреки в том, что священники, благословляя военную технику, оружие, этим благословляют на убийство. Вы тоже освящали оружие. Скажите, что можно ответить на эти упреки?

– Да, мы совершали чин освящения оружия.

В Библии содержится прямой призыв к тому, что священник должен благословлять совершение боевых действий и даже предлагается текст возможной молитвы.

Читаем: «Когда же приступаете к сражению, тогда пусть подойдет священник, и говорит народу, и скажет ему: слушай, Израиль! вы сегодня вступаете в сражение с врагами вашими, да не ослабеет сердце ваше, не бойтесь, не смущайтесь и не ужасайтесь их, ибо Господь Бог ваш идет с вами, чтобы сразиться за вас с врагами вашими [и] спасти вас» (Втор. 20: 2-4).

Освящение оружия – это, прежде всего, ограничение его возможного применения

Но когда мы освящаем оружие, это акция ограничительная для применения оружия, а не наоборот. Те, кто нас упрекает, не учитывают, что чин освящения оружия предполагает, что на оружие накладывается некий запрет. Освященное оружие нельзя применять против мирных жителей, против невооруженных людей. Против тех, кто сдаются в плен. А если эти ограничения не выполняются, то это граничит с богохульством.

Всякий раз после совершения чина освящения оружия я объяснял нашим солдатам, что освященное оружие ни в коем случае нельзя применять в таких-то случаях. Один даже мне сказал: «Ну, надо же, попали!» Потому что теперь он свое оружие не мог применять так, как он, может быть, хотел.

Так что освящение оружия – это, прежде всего, ограничение его возможного применения. Потому что любое религиозное действие ставит ограду вокруг человека и заповеди, которую нельзя нарушать. На это мало кто обращает внимание.

Эти поездки многое изменили в моей жизни. Появились друзья из среды самих чеченцев, некоторые из них потом приезжали в Москву.

– Расскажите, пожалуйста, еще о каких-то запомнившихся эпизодах, может быть, даже чудесах.

Солдат Стеняев О.В.: «То, что я когда-то служил в советской армии, помогло мне лучше понимать современных солдат»

А тогда в Чечне шли интенсивные боевые действия. И нам сначала предлагали ехать в составе каких-то колонн военных, но мы напрочь от этого отказались, так как наша миссия была обращена и к тем, и к другим, так что мы перемещались абсолютно самостоятельно.

Хотелось бы рассказать об окормлении военнослужащих, которое мы осуществляли. Когда мы оказывались в воинской части, мы проводили общую беседу, потом достаточно длительное время отводилось на вопросы и ответы. А затем мы давали объявление: те, кто хотел исповедоваться, могут исповедоваться после встречи, а с теми, кто нуждается в крещении, мы проведем дополнительные беседы по Символу веры, и на следующий день туда-то и тогда-то они могут прийти – будет совершаться Таинство Крещения.

Крестный папа поздравляет крестника

И вот мы объявили в одной части о Крещении… Утром я пришел в назначенное время к назначенному месту, смотрю: военнослужащие идут на крещение парами по два человека, как будто один ведет другого. Я немножко не понял, спросил: «Что это вы так парочками?», а солдаты мне говорят: «Так крестный же должен быть!» Я вспомнил, что я на это не обратил внимание. Так устанавливалось армейское православное братство, когда крестник – тот, кто крестился, – получал крестного.

– Сколько людей вы крестили за все время пребывания в Чечне?

– Крещения проводились почти везде. Но те, кто участвовал в тех программах, боялись навязывать нашу веру местным жителям. Может, был комплекс вины по отношению к местным жителям, потому что я видел, во что был превращен Грозный, другие города и села… Это печальное зрелище.

Эту икону солдаты спасли с боем из горящего Грозного. Передана в Троице-Сергиеву Лавру о. Науму

Но был очень интересный опыт общения с местными жителями в самом Грозном. Когда один из офицеров меня пригласил сходить во что-то среднее между шашлычной и чайной. В Грозном тогда были такие «договорные зоны», куда люди могли приходить просто покушать. Война войной, а хлебные магазины работают, кафе работают. Жить надо как-то.

– Как встретили вас местные жители?

– И вот мы пришли в одно из таких мест. Даже если я в телогрейке, в сапогах, у меня крест все равно на груди. В подряснике ходить практически невозможно было, но я надевал его все-таки…А там везде была грязь, разбитые дороги…

И я ему уже совершенно спокойно рассказываю об Иисусе Христе. Это не была экспансия – это была миссионерская стратегия

Приходим в кафе, кушаем, а напротив нас сидят мужики чеченские. И от них оружейной смазкой пахнет, а оружейная смазка так въедается в руки, что отмыть ее невозможно, – остаются черные пятна. И вот они сидят напротив. От них и порохом пахнет – я уже распознавал эти запахи. И вдруг я решил поговорить с той стороной. Спрашиваю человека, который сидит напротив меня: «Как вас зовут?» Он: «Зачем тебе это надо?» – и так агрессивно. Я: «Скажите, как. Я могу вам объяснить ваше имя». Он назвал: «Джебраил». А другие сразу прислушались. Дело в том, что на Кавказе имя человеку просто так не дают. Имя – это очень важная составляющая в культурной и религиозной жизни кавказских народов. Имя дается в честь какого-то значимого предка, не просто так. Это очень серьезно. Я говорю ему: «Джебраил» (т. е. Гавриил – О. С.) – это даже не человек». А рядом с ним сидит чеченец, хлопает его по плечу и кричит: «Я ж тебе говорил, что ты осел!» «Нет, – говорю, – Джебраил – это Божий ангел, архангел, друг пророков, который являлся Мариам, другим угодникам Божиим…» И начал рассказывать, насколько мог. Такой интерес фантастический сразу... Имя для кавказца, особенно для мусульманина – это ключ к его сердцу. Другой сразу: «Мое имя Муса». Я рассказываю: Муса – это Божий пророк, рассказываю какие-то события значимые…И вот уже хозяин пробирается к нам и говорит: «Пусть мое имя объяснит». Такого невзрачного вида человек. «Мое имя Иса. Что это такое?» И я ему уже совершенно спокойно рассказываю об Иисусе Христе. Это не была экспансия агрессивная. Это была миссионерская стратегия. Правила поведения.

Крещение инородца

– Не крестились потом?

– Речь об этом и не шла. Но я имел возможность свидетельствовать о своей вере. По возможности я их отсылал к известным им текстам, где о рождестве Иисуса Христа рассказывалось, к сурам о семействе Имрана… Где о значимости Писания говорится в их источниках. Это всегда вызывало особый интерес. А когда в одном случае по памяти я процитировал Коран на арабском, это произвело фантастическое впечатление, так что один даже заплакал. Они очень дорожат своими религиозными принципами.

Мы расставались совершенно друзьями. Хозяин сказал: «Не надо ничего платить». Мне в дорогу дали лаваш и мясо, чтобы у нас с собой что-то было поесть. Я увидел, что диалог возможен. Люди разных вер могут общаться, если они проявляют уважение друг к другу. Нашлись общие темы.

Поднимал вопрос об исламских законах ведения войны. Говорил: эти законы есть у вас, очень важно, чтобы вы им следовали. Законы гуманные по-своему. Там, например, есть такие принципы: «Что ешь ты, то ест и твой пленный. Как одеваешься ты, так одевается твой пленный. Нельзя женщин убивать во время войны, нельзя убивать детей».

– Эти принципы определялись Мухаммедом во время его военных кампаний?

Любой миссионер, когда он окажется в другой религиозной среде, должен пережить свой ареопаг

– По преданию исламской уммы, они восходят к Мухаммеду. И когда вот так говоришь с людьми, это для них понятно. Я все время чувствовал себя, как апостол Павел в языческом ареопаге. Помните, как он говорил: «Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны…» (Деян. 17: 22). Любой миссионер, когда он окажется в другой этнокультурной среде, в другой религиозной среде, должен пережить свойареопаг. В противном случае лучше не заниматься миссионерством. Тогда чем-то другим пусть занимается.

– Каким был настрой у ребят перед началом боевой операции? Они приходили к вам за разговором, за благословением? Какие слова вы выбирали для ребят перед боем? Ведь тогда каждый понимал: еще чуть-чуть – кто-то из них толкнется в смерть…

– Линия фронта в Чечне отсутствовала. Это была партизанская война: люди просто шли на дежурство, участвовали в зачистке. Не так, что одна армия сходится с другой армией в поле. Сейчас так не воюют уже. Поэтому каждое дежурство, каждый выезд из воинской части – это ответственный момент. Там люди дорожили каждым мгновением, событие видели во всем: что живы остались, что в течение дня никого не обстреляли или обстреляли, но не попали. Во всем виделось событие. Адреналин повышался, поэтому все в такой легкой эйфории находились.

Крещение в Чечне. Крестный папа держит капсулу с водой

Я понял: на войне нет неверующих, на войне все верующие. Крестились офицеры некрещеные. Есть фотография: начальник воинской части поздравляет офицера, который крестился. Крестились военнослужащие, русские из числа местного населения тоже крестились.

– Неужели не было таких, кто бы выступал открыто лично против вас, против вашей проповеди, против ваших лекций?

– Нет, не было.

– Что вы испытывали, когда провожали ребят в бой и потом не всех встречали вернувшимися?

– Все-таки я там так долго не находился, чтобы отправить кого-то в бой и потом не дождаться возвращения. Мы переезжали из одной части в другую. Наша задача заключалась в том, чтобы как можно большее количество наших военнослужащих охватить религиозной вестью. Предоставить необходимые требы, умиротворить людей, насколько это возможно.

Помните, как к Иоанну Крестителю пришли воины и «спрашивали его… что делать? И сказал им никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем» (Лк. 3: 14). – Речь шла о наемниках.

Мы старались действовать так, как предписано Библией. Благословение и наставления нужно давать воинам.