Великий пост — совершенно неповторимый период в церковном году. Каждый день, каждая служба наполнены особым смыслом. Важнейшее место занимают евангельские чтения воскресных дней поста и подготовительных недель. Мы попросили разных людей прочитать эти евангельские отрывки и рассказать, как они их понимают и что лично для себя выносят, в рубрике «Евангелия Великого поста». Евангелие четвертой подготовительной недели — о прощении — читал вместе с «Фомой» Борис Николаевич Любимов, ректор Высшего театрального училища имени М. С. Щепкина.

Евангелие от Матфея 17 зач., VI, 6:14–21
14Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный,15а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.

читать весь отрывок

http://foma.ru/wp-content/uploads/2015/11/Lubimov-287x300.jpg 287w, http://foma.ru/wp-content/uploads/2015/11/Lubimov.jpg 357w" sizes="(max-width: 144px) 100vw, 144px" style="margin: 0px 1em 20px 0px;">Евангельские тексты, которые выпадают на последнюю неделю перед Великим постом, — одни из самых страшных в Новом Завете. Здесь мы слышим о Страшном суде и пророчества Христа о гибели Иерусалима, и проклятие смоковницы. Человек, читающий это, должен быть приведен в максимально тревожное состояние. Христианин в эти дни будто бы ожидает какого-то потрясения, потому что впереди – семь недель — погружение в тот мир, который в конце концов приведет его к Страстной Пятнице, к распятию, к предельной богооставленности. Ничего страшнее этого для церковно-мыслящего человека быть не может. И ведь дальше, в период Великого поста, ты все отчетливее и отчетливее начинаешь видеть в себе слабости, изъяны. Ты увидишь в себе Иуду или первосвященника, который осуждает Христа на смерть, станешь частью той толпы, которая сегодня кричит «Осанна», а завтра «Распни». Казалось бы, в это воскресенье, накануне нашего покаянного подвига, нам должны быть сказаны самые страшные слова, которые более всего настроят нас на внутренний слом того греховного, что в нас накопилось. Но мы слышим диаметрально противоположное — слова о прощении. И проговариваются эти слова предельно просто. За ними нет ничего пугающего.

Казалось бы, ты должен быть приведен в состояние абсолютной «боеготовности». С помощью того великого тренера, которым является Церковь и Евангелие, ты как будто должен превратиться в спортсмена, который подходит к самому главному событию в своей жизни. Это твоя Олимпиада, твой час — Пасха, в которой ты можешь оказаться или со Спасителем, или без Него. Но последнее напутствие, которое Церковь выбрала из всех возможных слов Христа, совершенно не пугающее, не стимулирующее, а наоборот — мягкое, простое и при этом очень внятное. Первое, что ты должен сделать, — это простить. Не взять на себя заоблачные аскетические ограничения. Нет, твой подвиг начинается с простого, но и с самого важного и трудного — с прощения. И при этом ты должен помнить, что если не сделаешь этого, то и Господь прощать тебя не станет. Христос мог быть грозным. Иногда Он начинал свое обращение к людям со страшных слов «Горе вам». Можно вспомнить и эпизод с изгнанием торгующих из храма. А в этом евангельском отрывке нет таких интонаций. Это наставление тебе, заботливое напутствие хотя бы на ближайшие 49 дней: прощай.

Можно сказать, что этот опыт возвращает нас на две недели назад, к притче о блудном сыне, когда отец мгновенно принимает свое дитя, которое, оставив его, «спустило» все полагающееся ему наследство. Перед нашими глазами уже есть пример прощения, которому мы должны следовать. В том числе и благодаря этому евангельскому чтению.

О тайном и явном

Следующее, на что Христос призывает обратить предельное внимание, — это лицемерие, которое, к сожалению, очень часто сопутствует покаянному подвигу. Лицемерный пост — бессмысленно потраченное время. Ведь если ты будешь унылым, мрачным, если ты будешь это делать напоказ, значит, внутренней трансформации и преображения не произойдет. А ты попробуй поститься всерьез, поститься глубоко, поститься не лицемерно. И тут же вспоминается первая подготовительная неделя. Скажи себе: «постись не по-фарисейски». Удивительно, как Церковь мудро сорганизовала нашу предваряющую пост жизнь. Все здесь вторит друг другу. Все взаимосвязано.

Говоря о нелицемерном посте, очень важно помнить о категориях тайного и явного. Мы же знаем, благодаря Священному Писанию, что все тайное когда-нибудь станет явным, а значит, и сущность нашего лицемерного поста когда-нибудь «выплывет» наружу. И не случайно в Священном Писании наша жизнь будто бы сравнивается с неким ристалищем, на котором мы должны успешно выступить. Настоящий спортсмен доподлинно знает о своих недостатках и никогда не будет лицемерно выставлять себя тем, кем не является. В противном случае его со стопроцентной вероятностью ждет провал. Так же и настоящий христианин в своей жизни должен ясно понимать, что в нем препятствует его духовному бегу к главной цели — вечной жизни.

Божественная ирония?

Стоит обратить внимание еще на одну деталь этого текста. Когда Христос говорит о лицемерно постящихся, то вслед за этим добавляет: Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. И здесь, в этих словах, в интонации этого предложения, мне кажется, слышится божественная ирония. Христос обращал свои слова к людям, для которых ирония — очень важный и вполне обычный инструмент общения. Поэтому Господь иногда прибегал к иронии, и в этом евангельском чтении она тоже есть, хотя, конечно, и очень мягкая — «они уже получают награду свою». Слово «награда» мы могли бы сейчас закавычить, а там, где кавычки, — там и ирония.

Очень важно еще и то, как Христос настраивает нас на восприятие наступающего покаянного периода: «не будьте унылы». Пост – это не тюрьма, в которую тебя загоняют. Наоборот – это один из самых светлых, радостных периодов в году. Можно сказать, что мы вступаем на путь духовного веселья в то время года, которое не случайно совпадает с постепенно наступающей весной. Когда расцветает природа, должна расцвести и наша душа.

Стоит ли забыть обо всем земном ради небесного?

И, наконец, последнее, о чем говорит Христос: где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Читая эти слова, важно быть очень острожным и не впадать в крайний ригоризм. Ведь как легко сказать: «Мое сокровище там, на небесах, поэтому здесь, на этой земле, я ничего делать не буду». На мой взгляд, совсем не об этом говорит здесь Спаситель. Такое мировоззрение по сути оправдывает самое настоящее безделье. Это опытное погружение в этакую обломовщину, которое затем быстро трансформируется в мироощущение человека из «Записок из подполья» Ф. М. Достоевского. Можно сказать, что сегодняшний среднестатистический обитатель социальных сетей — причудливое сочетание обломовщины и подполья. Ничего не делаю, но всех за все осуждаю.

Смею сказать, что Христос вообще никогда не призывал пренебрегать чем-то земным. Если есть у тебя талант — реализуй его. Будь блестящим военачальником, усердным слугой, опытным землевладельцем. Господь, говоря о том, что сокровище наше должно быть на небе, скорее раскрывает другие Свои слова: «Кесарю — кесарево, Божие — Богу». Будь честен перед своим начальником или перед своим делом, выполняй все ответственно, с должной самоотдачей, но не забывай о том, где должно быть твое сердце. Это то, что ты должен делать по отношению к Богу. Вернее, даже то, что необходимо твоей душе и твоей личности. Парадоксально, но монахи, которые, казалось бы, радикально отказались от всего земного ради небесного, оставляли после себя человечеству богатейшее культурное наследие. Достаточно оглянуться на культуру Средних веков — это и великолепные по своей архитектуре монастыри, и богатейшие библиотеки, и научные достижения. Стоит ли в таком случае впадать в такой безусловно соблазнительным ригоризм, отвергая все земное будто бы ради небесного? Вопрос, на мой взгляд, риторический.

Итак, те установки, которые мы слышим в этом евангельском чтении, как нельзя лучше внутренне организовывают нас перед наступающим Великим постом. Не будь лицемером, не печалься, помни о том, что должен делать по отношению к Богу, радуйся этим дням, расцветай на пути к Пасхе. Но самое важное – начни этот путь с самого главного – с прощения.

Как прощать, если ты … ректор?

Безусловно, у меня, как у руководителя, всегда возникает конфликт в тех вопросах, которые касаются точки пересечения моей профессиональной компетенции и христианского идеала прощения. Что делать, когда студент или твой подчиненный что-то нарушил или не выполнил? Прощать? Но ведь в таком случае в институте в скором времени воцарится полная анархия. Я стараюсь проявить максимальное сочувствие и снисхождение. Если по всей строгости, то полагается одно, но я пытаюсь найти смягчающие обстоятельства, которые в той или иной мере могут минимизировать последствия для провинившегося человека. Есть российское законодательство, закон об образовании — и я работаю в рамках этого правового поля, но при этом имею право лично разобрать проблемную ситуацию и, исходя из контекста, решить, какое наказание я буду применять. Конечно, найти идеальный баланс между справедливостью и прощением очень сложно. Но иногда вполне достаточно поговорить с человеком, провести с ним вразумляющую беседу и, быть может сделав ему замечание или выговор, отпустить. Но дотошно следовать строгости регламента я стану только в исключительных случаях.

Конечно, иногда от поступка твоего коллеги или подчиненного все внутри начинает бушевать. Но для таких случаев у меня есть одно особенное средство — это артефакт, которому скоро уже 50 лет. Когда я на взводе, он помогает мне «остудить пар», а при разговоре с провинившимся найти нужные, более корректные, но при этом мягкие слова. Этот артефакт хранится у меня в шкафу. Это плакат, который висел в коридоре моего института. Тогда на дворе был март 1967 года. Меня должны были исключить из института «за систематические прогулы». Но вместо этого сделали выговор с предупреждением, а в коридоре повесили плакат, на котором все это написали. Теперь, когда я стал ректором, если чувствую, что дошел до «точки кипения», смотрю на этот плакат и затем максимально смягчаю наказание, насколько, конечно, это позволяет ситуация.

http://foma.ru/wp-content/uploads/2017/02/FullSizeRender-1-150x113.jpg 150w, http://foma.ru/wp-content/uploads/2017/02/FullSizeRender-1-300x225.jpg 300w, http://foma.ru/wp-content/uploads/2017/02/FullSizeRender-1-768x576.jpg 768w" sizes="(max-width: 700px) 100vw, 700px" style="margin-bottom: 20px;">

«Благословение тебе, армия»

Я родился и воспитывался в церковной семье, но, как ни странно, первый наиболее глубоко пережитый мною Великий пост выпал на 1973 год, когда я служил в армии. Сам пост соблюдать я тогда не мог. Условия тогдашней армии этого просто не позволяли. Но было хуже. Я ощутил самый настоящий церковный голод: без богослужений, без исповеди, без причастия, без проживания Страстной седмицы. Психологически это был очень тяжелый опыт. И именно в армии я впервые пережил опыт почти постоянной, внутренней молитвы. Это началось с эшелона, когда я трое с половиной суток ехал на Байконур, а в вагоне в подразделении из 40 москвичей 38 уже были судимы. И вот когда ты едешь в эшелоне с такими людьми, слышишь мат настолько густой, что только отдельные человеческие слова ты и различаешь за этим гулом, то молишься без остановки, постоянно. Все три дня. Именно тогда я чуть-чуть понял, что значит быть православным человеком в советском лагере, хотя мое положение было, конечно же, в разы легче.

Вообще, в армии молитвослов при себе держать было нельзя. Поэтому молитвы, какие отложились в памяти, я читал наизусть. Иногда, если есть свободное время или даже если полы моешь в казарме, посмотришь на часы — наверное, в это время в храмах уже начинают служить всенощное бдение — поют «Блажен муж», потом «Господи, воззвах», «Свете тихий». И в это время можно молиться вместе со всеми, но только про себя и не в храме, а здесь, моя пол в казарме. И никто тебе не помешает. Об этом никто не узнает. То, что у тебя там, внутри — тайна.

Один раз, когда я был в командировке, со мной связался духовник и сказал, что можно причаститься. И я под Богоявление 18 января 1973 года стоял в алтаре. Поверх военной формы я надел пальто, чтобы на улице не зацепили. И это был единственный случай за все время, что я служил в армии, когда я смог причаститься. И уже после того, как я закончил службу, моя церковная жизнь стала куда более осознанной, чем до этого.

Солженицын как-то раз написал: «Благословение тебе, тюрьма», а я сейчас могу сказать: «Благословение тебе, армия». Потому что первый наиболее осознанный Великий пост и опыт глубокой внутренней молитвы случились в моей жизни именно в армии