Год назад скончался архимандрит Кирилл (Павлов). Помню, как рассеянно открывала в Интернете материалы о кончине старца: биографию, воспоминания, впечатления... Было много трогательных. А в одном месте наугад попала на обсуждение новости. Кто-то спрашивал: «А кто это – архимандрит Кирилл?» И получил ответ: «Ну, я читал его проповеди – ничего особенного...».

Надо же – кто-то оценивает отца Кирилла (Павлова) по проповедям! Грустно усмехаюсь и вспоминаю анекдот: «Бабушка, а ты динозавров видела?» Оттого, что есть множество людей, для которых старец Кирилл – история, я начинаю чувствовать себя современницей египетских пирамид...

Впервые у старца

Архимандрит Кирилл (Павлов)

– А поезжай-ка ты к отцу Кириллу!

На мой немой вопрос ей пришлось долго объяснять, кто такие старцы вообще и отец Кирилл (Павлов) в частности. Не уверена, что я тогда поняла и половину сказанного, но кое-чем прониклась.

– Старцем (или старицей) называют духовное лицо, которое за святость жизни получило от Бога дар назидать других людей.

– Назидать? – неуверенно переспросила я.

– Ну да... говорить на пользу.

– Понятно... А откуда он знает, что мне на пользу?

– Это же ДАР.

Есть механизмы духовной жизни, и механизмы эти объективны

Позже, через воцерковление и общение с духовными людьми, стало ясно, что далеко не всегда они вещают пророческим даром; многое говорят просто из своего опыта. Есть какие-то, условно говоря, механизмы духовной жизни, которые человек познал личным опытом борьбы со злом. И механизмы эти объективны, потому их хороший знаток может помогать окружающим, делясь своим опытным знанием.

Но тогда, первый раз собираясь к старцу, я была уверена, что он просто сделает своеобразный духовный рентген моей души и выдаст мне все диагнозы с рекомендациями.

***

А тут меня поставили перед фактом, что в лавру в брюках ехать нельзя. Я вроде как уже слышала что-то про смирение и говорю – ну, ладно... а только юбки у меня всё равно нет, кроме одной совсем лёгкой, летней.

Был тогда январь или февраль – холодно. Новая знакомая обречённо вздохнула и за ночь сшила мне теплую юбку. Дала кучу ценных советов по передвижению в Подмосковье и лавре и затемно отправила в Сергиев Посад (тогда еще Загорск). Дорога, поиски, несколько часов ожидания в очереди – и батюшка открыл дверь и сказал: «Заходите»

***

Для чего люди попадают к старцу? Чаще всего, чтобы спросить совета... Непонятно – зачем, ведь следовать ему почти никто не собирается.

– Батюшка, не знаю, куда мне идти учиться, так как интерес к прежней специальности начисто потерян...

Батюшка задал несколько ничего не значащих, с моей точки зрения, вопросов и умолк. Меня предупредили, что старец может какое-то время помолчать, так как будет молиться. Поэтому мне в это время лучше «не трещать».

Не помню, что было тогда в моей голове, но «трещать» я не посмела. Старец помолчал сосредоточенно с полминуты, а потом сказал внезапно и как-то даже радостно:

– Иди на регентский.

– На регентский?!

Я уже знала, что регентский класс при Московской духовной академии готовит тех, кто поет на клиросе сам и (что было для меня еще ужасней) управляет другими певчими и чтецами. Конечно, положение певчих, а тем более регента в храме всегда почетное, но музыка была для меня явлением из параллельной реальности – я твердо знала, что не имею ни слуха, ни голоса!

Вот так прозорливый старец!

Ошеломленная, я воскликнула:

– Да я и «Господи, помилуй» не спою!

Святейший Патриарх Кирилл с собором духовенства совершает отпевание архимандрита Кирилла (Павлова)

Батюшка почему-то весело хмыкнул и спросил:

– А врачом не хочешь быть?

Час от часу не легче... В полной растерянности я брякнула первое (и единственное), что ассоциировалось у меня с врачебным искусством:

– Да я крови боюсь...

Батюшка качнул головой и сделал последнюю попытку:

– А учителем?

– Э-э-э...

Правда была в том, что профессия учителя по привлекательности стояла у меня на одном из последних мест – где-то перед балериной и шахтером. Я даже ничего не ответила на это нелепое предложение, только пожала плечами.

– Чего же ты хочешь? – спросил батюшка.

Я пробормотала что-то про исторический факультет.

– Ну, иди, иди, – старец широко благословил меня и пошел к двери – впустить следующего посетителя.

Я ушла от старца в полном недоумении...

***

Через год я поступила на катехизаторский факультет Богословского института; специальность – преподавание основ веры для взрослых. Преподаю и подросткам, а в последние годы все чаще приходится общаться с детьми средних и младших классов. Сознательная христианская жизнь привела к убеждению, что учительство – одно из самых благословенных Богом занятий: когда оно совершается ответственно, тогда может превращаться из профессии в настоящее служение.

То же самое относится и к делу врачевания. И если я о чем-то жалею в своей жизни, так это о том, что не получила медицинского образования. Теперь я понимаю, что не всякий врач обязан не бояться крови. А вот всякий служитель Церкви обязан бы знать, что у людей бывают болезни не только телесные и духовные, но и душевные. И Промысл Божий одарил меня знакомством и познавательным общением с удивительными специалистами, настоящими светилами медицины.

Освоить нотную грамоту и самостоятельно петь свою партию я, правда, так и не смогла, но низкий мой голос весьма ценился в женском хоре, и за ведущими я пела уверенно. А как чтецу мне долгое время было мало равных – на приезды Патриарха всегда ставили читать меня. Даже и теперь, когда голос почти пропал, я все же бываю порою полезной на клиросе. Многие годы несла еще и послушание уставщика – в монастырях не регент, а уставщик отвечает за чинность и благообразие богослужения...

Как мог отец Кирилл все эти возможности и способности увидеть тогда, за те десять минут разговора и тридцать секунд молчания? Такого не объяснишь ни опытом жизни, ни умом, ни проницательностью. Такие вещи случаются только по откровению – когда Бог нечто открывает Своим избранникам. И это чудо случилось тогда на моих глазах в крохотной приемной комнатушке старца Кирилла. Но я ничего не поняла.

Мне и после доводилось попадать к батюшке, раз шесть или семь за жизнь. Это были уже сознательные посещения, и плоды их были самые удивительные. Утешение, когда кажется, что скорбь растоптала душу безвозвратно; умиротворение, когда обиды рвут на весовой лоскут...

А теперь отца Кирилла нет.

Смирение отца Кирилла было удивительным

Запомнилось с первого посещения, что батюшка имел какую-то сугубо крестьянскую внешность, какими, по описаниям, представляются русские крестьяне начала XX века. Невысокий, сухощавый, с тяжелыми натруженными руками. К тому времени, как я попала к нему в первый раз, он был уже довольно стареньким и ветхим. Тяжелых послушаний ему уже, конечно, не поручали, но было очевидно, что в молодости и зрелости этот человек трудился много и даже надрывно.

Потом я услышала множество живописных описаний тех подвигов, которые батюшка совершил на войне. Большинство их выдумали благоговейные почитатели старца. Как водится, люди не видели настоящего подвига войны в этих натруженных руках, в безнадежно застуженных легких, в больном сердце – не видели, а потому придумывали красивые сказки.

Сам батюшка ни о наградах, ни о подвигах не рассказывал. Говорили, что по обету. Когда в 1946-м году он поступал в семинарию, то, чтобы не получить дополнительных препятствий от уполномоченных, скрыл свои награды. Впрочем, может быть, это тоже мифы... Но смирение отца Кирилла было удивительным, и никаким мифам о его смирении не дотянуться даже до подножия его истинной высоты.

Всю жизнь он был немощным, и к смерти его приговаривали раз пятьсот... Но он жил и жил

И вроде как всю жизнь он был немощным, и из больниц не выходил месяцами, и к смерти его приговаривали за последние 40 лет раз пятьсот... Но он жил и жил...

Войну прошел – на переднем крае три года, легкие застудил уже в окопах Сталинграда, ранения, обморожения, контузии. А после войны – бандеровские леса, похороны товарищей, замученных этим зверьем. Потом – голодные послевоенные годы, беспощадное давление советской власти, травля в газетах. И монашеские труды, и бесчисленный поток страждущего народа...

Последние 13 лет, прикованный к постели, батюшка почти не говорил – каждое слово давалось ему с безмерным усилием. А люди прикладывали все старания, чтобы попасть к нему и просто постоять рядом! Молча постоять. И уйти обновленными и утешенными. Такова сила святости. И вся православная Россия умоляла Господа подольше оставить такого светильника на земле.

Батюшка всю жизнь болел и не щадил себя. А умер на 98-м году жизни.

Умер... отец Кирилл (Павлов) умер... трудно было поверить.

Ушла целая эпоха.

Судьбы Божии

Ничего удивительного, что люди, воцерковившиеся в этом веке, часто не знают про отца Кирилла. Еще до того, как слег с инсультом, он был очень немощный, и попасть к нему было непросто. Если в начале 1991 года я попала к батюшке «в порядке общей очереди», то уже с середины 1990-х двери к старцу относительно просто открывались лишь для тех, кто был тяжело обременен церковными должностями и, как правило, давно окормлялся у батюшки.

Правда, и этой категории людей поток был бесчисленный. Неудивительно, что на отпевание старца одних только архиереев съехалось несколько десятков – все это люди, которых духовно окормлял отец Кирилл.

Но, в общем-то, могли попасть к батюшке и «рядовые» верующие – когда Господь судил им быть утешенными в тяжелых испытаниях.

Моя подруга попала к батюшке летом 1995 года совершеннейшим чудом. Она пережила ужасное разочарование в священнике, к которому вся ее семья самым благоговейным образом обращалась целых пять лет. И вот они буквально носом ткнулись в самое циничное неверие «духовника» в его самых безнравственных следствиях... Тут уже елейные рассуждения о вражьей клевете, которые так любят восторженные церковные тетушки, стали совсем неуместны. И девушка задрожала на грани отчаяния...

В то время мы заканчивали Богословский институт (сейчас ПСТГУ), и она еще работала медсестрой в Первой градской больнице от Свято-Димитриевского сестричества.

И вот на каких-то «сутках» заведующая отделением говорит, что надо сопроводить больного в «Пироговку». Никому особо не хотелось мотаться по Москве в жару; все быстренько отвернулись и прикинулись глухими. А Нина осталась стоять перед заведующей, по обычной своей медлительности и робости.

Накануне она поехала к игумену Лонгину (ныне митрополит Саратовский) на Лаврское подворье – в полной уверенности, что он расскажет, как попасть к отцу Кириллу. Он, действительно, встретился сразу на пороге подворья и сказал, что к отцу Кириллу не попасть – он лежит в Пироговской больнице, в палате номер N. Она еще подумала, что за ребус: «Не попадешь, но вот тебе все координаты».

А тут, уже в машине «Скорой», до нее дошло, что она едет в Пироговскую больницу. С сиреной и мигалками.

Но было ясно, что ни сирена, ни мигалки не помогут попасть в палату отца Кирилла: в больницах давно появились охранники, на этаже, где лежал батюшка, был еще отдельный пост, а в палате со старцем жил келейник – и нянька, и санитар, и секретарь, и дополнительное препятствие для неуемных посетителей.

Сдав в «Пироговке» больного, Нина исполнилась отчаянной решимости и спросила водителя: «Подождете?» Он ответил: «Да мне голову оторвут!» Тогда ведь пробок почти не было, списать сильное опоздание было не на что.

Нина махнула рукой и говорит:

– Ладно, езжайте... доберусь как-нибудь.

А как?! Она стояла во дворе больницы в форме сестры милосердия, денег не было даже на трамвай, а добираться предстояло через громадный город. Да и начальство расценит ее отсутствие как прямой прогул!

Но понять ее можно легко – когда душа в таких страданиях, то ради облегчения от них человек готов поступаться удобствами...

Она пошла по больнице, и ее ни разу не остановили. Хотя форма была необычная для «Пироговки», но охранники и персонал скользили взглядом по красному крестику на косынке и отводили глаза – будто видели его всю жизнь.

На стук из палаты вышел келейник и спросил, кто она и как здесь оказалась.

И тут из-за двери раздался голос отца Кирилла:

– Не трогай её, у нее свои пути. Пусть подождет.

Отец Кирилл позвал Нину, и 40 минут они говорили о том, что ее волновало

Дверь закрыли. Какое-то время оттуда было слышно, как монахи пели канон Божией Матери. Потом отец Кирилл позвал Нину, поставил ей стул, и 40 минут они говорили о том, что ее волновало.

Келейник за спиной батюшки несколько раз демонстративно вытягивал руку и размашисто тыкал пальцем в циферблат наручных часов. В его обязанности входило гонять непрошеных гостей, прорвавшихся к палате разными правдами и неправдами. Батюшка был болен, люди же бесцеремонно требовали нянчиться с их нередко мелкими дрязгами.

Народ на площади Троице-Сергиевой Лавры ожидает окончания отпевания

Но тут старец, казалось, не хотел отпускать посетительницу – говорил много ласковых слов, похвалил форму сестер милосердия... И постепенно весь груз с души бедной девочки слетел и сгинул. Страшно, конечно, когда тот, кто, казалось, вел тебя ко Христу, продал Его с циничной ухмылкой. Но вот сидит человек, который не просто предан Христу, но с кем Христос тут, совсем рядом – просто чувствуешь Его присутствие! Даже и слова-то никакие, по большому счету, не нужны.

Она вышла во двор больницы, не чувствуя под собой земли. Выпорхнула. Готова была так же пройти через весь город: в медицинском халате и пешком. А во дворе их водитель как раз заводил машину – чем-то его задержали. Ошалевшая от такого стечения обстоятельств, она запрыгнула в «Скорую» за секунду до отправления. Душу распирало от страха и изумления.