Фото: Владимир Веленгурин.

Что значит для Церкви память мучеников? И что значит здесь само слово «память»? Это не подарок Мнемозины и не интеллектуальное напряжение с целью воскресить в воображении образ и дела какого-то человека. Это некое близкое знание конкретной личности, перешедшей в Духе из худшей жизни к лучшей. Это живое общение многих верующих с этой славной личностью. Живое, повторю, общение. Для иллюстрации сказанного послушаем, что говорит Василий Великий своей пастве над гробом мученика Маманта в день памяти последнего.

«Пусть вспомнят мученика все те, которые насладились им в сновидениях; которые, приходя на сие место, имели его содейственником в молитве; которым, будучи назван по имени, предстал он самим делом; которых привел в дома из путешествия; которых восставил от болезни; которым возвратил детей уже умерших; которым продлил срок жизни. Собрав все это, составьте похвальное слово из общих вкладов. Каждый, что знает, сообщи другому, незнающему, а чего не знает, займи у знающего; и таким образом, угостив друг друга общим приношением, извините мою немощь».

Перед нами ошеломительное перечисление благ, достоверно полученных многими от святого, чье имя и подвиг чествуются. Василий, как пастырь, лишь берется напомнить и собрать воедино то, что и так известно многим. Оказывается, святой Мамант (и это известно всей пастве): 1) являлся в сновидениях, 2) содействовал в молитвах приходящим к нему на гроб, 3) представал пред людьми реально («самим делом»). А также «приводил домой из путешествия», исцелял от болезней, воскрешал (!) умерших детей, продлевал некоторым жизнь!

Вот, что значит «чествование святого», и вот, что значит «помощь Божия от святого людям».

Стоит ли сомневаться в необходимости молитвы при гробах праведников? Стоит ли удивляться нескончаемым ручьям богомольцев туда, где лежат, словно снятые со святой души одежды, тела признанных и прославленных святых? Если стоит удивляться, то одному. А именно, обилию перечисленных Василием благ, многие из которых нами даже сочтутся за вряд ли возможные, что только обличит наше маловерие на фоне поразительной веры ранних христиан.

Иди и проси! Иди и хвали Бога при гробе Его угодника!

Иди и проси! Иди и хвали Бога при гробе Его угодника! – хочется сказать себе и всякому, в ком вера не угасла.

Прежде прихода к мощам стоит прочесть об угоднике (угоднице). Чтение жития и других биографических материалов сблизит, сроднит душу человека, живущего на земле, с душой человека, переселившегося на небо. И это прикосновение к личности будет важнее будущих просьб. Оно же и придаст просьбам большую вероятность исполнения. Если же святой сам писал (например, будучи епископом или священником), его книги тоже стоит прочесть. Книги святых равноценны нетленным останкам и столь же целебны для ума и совести.

Одна только Москва, как чаша до краев налитая, полна угодниками Божиими. Патриарх Тихонв Донском, архиепископ Иларион в Сретенском, митрополит Алексий в Елохове и так далее. А уж Матронушка в Покровском, та совсем в представлении не нуждается. Но и за пределами столицы это богатство не заканчивается. Вся населенная обширность Русской земли усеяна святынями: монастыри, источники, чудотворные иконы, могилы праведников, конечно, мощи. Мощи древних святых и мощи новомучеников. Эти последние особенно важны, поскольку наша сегодняшняя жизнь буквально куплена их исповеданием веры и страданием. Мы живем на их кредит.

И что, мне тоже можно идти и просить? Можно. И можно надеяться быть услышанным? Конечно. Вот прям так, как сказано у Василия Великого: с исцелениями, явлениями, осязаемой помощью в разных видах? А почему нет? Бог не поменялся. Мышца Его не ослабела, и рука не укоротилась, чтобы спасать. Идите, как говорят пророки, на источник спасения и пейте воду даром. С Живым Богом при живой вере невозможного нет. Наше отличие от древних христиан не сущностное, а добровольно приобретенное, как вредная привычка. И состоит оно в суетности и рассеянности, в убийственной многозаботливости, которая рождена эпохой с ее стремлением к комфорту. Собственно, и в маловерии. В том мизере времени и внимания, которые по остаточному принципу уделяются душе с ее запросами и вере с ее нетленной красотой. Но все это лечится.

Бог посылает скорби, которые останавливают непрекращающийся иначе бег человека по кругу. Человек в скорбях и трудностях поднимает к Богу глаза, и реальность духовного мира начинается прорисовываться, как образ на пленке, погруженной в проявитель. Оттого-то и скорбей так много, оттого-то они, видимо, и не закончатся, что без их странной помощи в мире царствует духовная глухота вкупе с такой же духовной немотой и черствостью.

Но и помощники есть – близкие, сильные, могущие если и не все, то очень многое.

Это бодрит и вселяет надежду. Так что, хоть мы и маленькие, но еще повоюем.