К 15-летней годовщине преставления ко Господу митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева) публикуем новые воспоминания об этом выдающемся архипастыре, просветителе и замечательном человеке. Первая часть воспоминаний – от представителей музейного и академического сообщества, некоторые из которых, впрочем, не без влияния на них в свое время владыки Питирима приняли сан и монашество.

Митрополит Питирим (Нечаев)

Ученик преподобного

Протоиерей Александр Салтыков, настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах, декан факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского Государственного Университета:

– Познакомился я с владыкой Питиримом в конце 1960-х годов. Сложилось так, что владыка Питирим имел значительное влияние на меня, и я всегда вспоминаю его с благодарностью. Закончив истфак Московского университета в 1965-м году по кафедре истории искусств и год проработав в закупочной комиссии Министерства культуры, я наконец устроился работать туда, куда и хотел. Я был верующим, мне хотелось заниматься церковным искусством, но где найти себе место в те советские годы, я ума не мог приложить. И вот Господь меня привел в музей имени Андрея Рублева.

Там собрались очень хорошие люди. Трудились из энтузиазма. Вход в музей был бесплатным. Зарплаты совсем маленькие. Соответственно, и сотрудников мало. Партийной была только директор, так что обходились даже без партийной организации (не из кого было ее составлять). Обстановка в коллективе тогда была совершенно особая, теплая, доверительная, свободная от характерной для советских учреждений бюрократичности. Мы находились в мире икон и обладали максимально возможной по тем временам свободой мысли и высказываний. При повсеместном при советской власти контроле над личностью, что не может себе уже даже представить человек нынешнего поколения, это был, можно сказать, идеал всех моих устремлений. Иногда к нам приходили некие люди из каких-то госучреждений и объясняли нам различие между активной и пассивной антирелигиозной пропагандой, которую мы должны вести в музее… Но это нам не мешало.

Протоиерей Александр Салтыков

Некоторые из сотрудников музея были верующими, другие – неверующими. Сам я с детства воспитывался в вере. Поэтому стал думать о том, как можно на моем рабочем месте сделать что-либо во славу Божию. И тут выясняется, что в музее, оказывается, нет такой необходимой для нашей работы книги, как Библия! Может быть, где-нибудь и хранился один какой-то экземпляр, но так, чтобы его можно было видеть у кого-нибудь на рабочем месте, – такого не припомню. Достаточно быстро в разговоре с коллегами мы пришли к согласию в том, что Библия нам для работы с иконами просто необходима. Только как ее достать?..

В один прекрасный день в музей пришел молодой человек со строгим и несколько напряженным взглядом, явно из церковных кругов, у него были какие-то вопросы по церковному искусству, ему нужны были какие-то иконы... Мы познакомились. Фамилия его была Просвирнин. Он еще не был отцом Иннокентием (впоследствии известным архимандритом), а представился просто: Анатолий. Ему понравилась простая и добросердечная обстановка у нас в музее, он стал иногда заходить. Тогда он уже работал в Издательском отделе у митрополита Питирима (Нечаева). И вот мне вдруг и пришла в голову мысль: попросить у них, в церковном издательстве, Библию! Мы знали, что Библия изредка издавалась Церковью, как бы «для внутреннего пользования». В те годы активной антирелигиозной пропаганды, при государственной политике «воинствующего атеизма», когда издавалось огромное количество антирелигиозной литературы, купить Библию «просто так» было совершенно невозможно: не только в государственном магазине, но и в храмах ее не распространяли, так как это было запрещено.

Архимандрит Иннокентий (Просвирнин)

– Я был сегодня в настоящей монашеской келлии!

Эта подлинно духовная, аскетичная атмосфера его кабинета произвела на меня огромное впечатление. Мы разговорились, и я даже не сразу вспомнил, для чего я пришел. Но он сам мне вдруг сообщил, что уже переговорил с владыкой Питиримом, и отправил меня к нему.

Вот тут-то и состоялось наше знакомство с владыкой Питиримом. Владыка меня очень любезно встретил. Блеснул на меня своими прекрасными, глубокими глазами. Взор у него был острый, наблюдательный, но при этом с какой-то теплой смешинкой. В общении он был очень остроумен. У него была веселость, которая бывает только у духовных людей, которые видят глубже и понимают нечто большее, чем обыватель. Вообще, нельзя не сказать, что он был исключительно красивым человеком с величественной осанкой.

У него была веселость, которая бывает только у духовных людей

Помню, как я тогда, в первый раз, соблюдая конспирацию, поздоровался с ним: по-светски, за руку. Он, посмеиваясь в усы, пожал мне в ответ руку и, усадив, спросил:

– Кто вы? Чего вы хотите?

– Я из музея имени Андрея Рублева, – отвечаю. – Нам нужна Библия, – и, после некоторой паузы: – желательно несколько экземпляров.

Надо сказать, что накануне, перед тем как отправиться в издательский отдел, я заглянул к нашему директору Галине Анатольевне Беляевой-Лоренц.

– Галина Анатольевна, нам необходима одна рабочая книга, без которой мы просто не можем работать...

– Да? И какая же это книга, Александр Александрович?! – спросила меня она с некоторым недоумением.

– Библия! Это наша рабочая книга! – с некоторым напором отвечал я. – Как мы можем рассказывать о каком-либо иконографическом сюжете, не имея под рукой этого источника?!

Тогда же я ей доложил, что собираюсь идти в Патриархию, чтобы раздобыть экземпляры.

– Ну, хорошо! – не стала препятствовать эта, в общем-то, партийная дама.

И вот, когда я уже сообщил митрополиту Питириму, зачем я пришел, он, еще раз испытующе на меня посмотрев и все так же улыбаясь в усы, поинтересовался:

– И сколько же вам экземпляров надо?

Я положил на стол обе руки:

– Десять!

Без всякого промедления он позвал какого-то человека, и мне действительно сразу же были выданы эти 10 экземпляров Библии!! Безвозмездно. Теперь я думаю, что владыка уже до моего прихода обсудил предполагаемую ситуацию с отцом Иннокентием.

Это был просто царский подарок.

Цель была достигнута, разговор закончился. Владыка Питирим очень мило, все так же улыбаясь в усы, проводил меня. Вернувшись в музей, почти каждому сотруднику я вручил по Библии! Этот случай, конечно, очень впечатлил коллег. Всем было интересно послушать мой рассказ о посещении недоступного и неведомого церковного учреждения...

Панорама Московской духовной академии, середина XX в. Фотоархив Церковно-археологического кабинета Московской духовной академии

Прошло немного времени, меня пригласили преподавать в Московские духовные школы. Я приехал в конце августа на первое заседание Ученого совета МДА в Сергиев Посад (тогда Загорск), в Свято-Троицкую Сергиеву лавру… Ректором академии тогда был владыка Владимир (Сабодан). Помню, как все неторопливо собирались, приветствовали друг друга после летних каникул. И вот наконец входит владыка Питирим, также член академической корпорации. Он тогда был еще архиепископом – еще без своего белого с легким кремовый оттенком, по старой московской традиции, митрополичьего клобука^[1].

Закончилось заседание с обсуждением предстоящего учебного года. Я встаю и думаю: «Надо подойти поздороваться к владыке Питириму». Подхожу к нему со словами приветствия и с просьбой благословить – теперь-то я уже чувствовал себя вполне свободно. Он преподал благословение и внимательно смотрит на меня:

– Где-то я вас видел...

– Да, владыка, – подтверждаю я, – мы с вами знакомы.

Он смотрит на меня, напрягая память. Тут я сказал тихо:

– Владыка, помните: Библи-и.

– А-а-а! – просиял он и рассмеялся.

С тех пор он меня больше ни с кем не путал. В академии я с ним иногда вместе ходил по ЦАКу, обсуждая некоторые экспонаты. Владыка любил искусство. С ним было интересно поговорить, он много знал, ярко и картинно рассказывал, а поскольку первое мое образование – искусствоведческое, и у меня уже был опыт работы в музее, мои суждения ему, кажется, иногда были интересны.

Протоиерей Валериан Кречетов и иеросхимонах Валентин (Гуревич)

Владыка Питирим поддержал меня после моей священнической хиротонии. Рукоположили меня в 1984-м году, свою священническую практику я еще смог пройти у отца Валериана Кречетова в Отрадном, а потом в Москве мне просто было негде служить. Дело в том, что в лавру, в академию, я ездил преподавать раз в неделю, да там и без меня в Покровском академическом храме достаточно служащих. А в столице где-либо пристроиться в храм мне было сложно, поскольку я оставался и на светской работе в музее имени Андрея Рублева.

Однажды в разговоре владыка Питирим мне как-то очень просто предложил:

– Отец Александр, а приходите к нам в храм на улице Неждановой^[2], облачайтесь, служите.

Так владыка Питирим смог разрушить это средостение: я мог открыто в Москве служить – и при этом оставаться научным сотрудником музея. Тогда это стало возможным только благодаря его покровительству, я был таким, наверное, единственным священником в СССР.

Храм Воскресения Словущего на Успенском Вражке

Там, в храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке, я неоднократно в течение нескольких лет, по милости Божией, служил вместе с владыкой Питиримом. Он относился ко мне очень тепло. Не знаю, почему он был так ко мне расположен.

Потом, уже много спустя, он постоянно приглашал меня к себе в Иосифо-Волоцкий монастырь. Однажды я приехал, и он со мной расхаживал по монастырю, говорил о своих планах, в частности, он намеревался поставить небольшой деревянный храм в память преподобного Максима Грека, который жил одно время в Иосифовом монастыре в заключении. К сожалению, этот замысел не осуществился.

Уже значительно позднее, помню, я к нему как-то приехал на службу, а он там служит совершенно один! У него тогда не было ни одного иподиакона. Я ему помог облачиться.

Обстановка была очень доброй, владыка держался всегда просто, сохранялась молитвенная атмосфера. Мне приходилось как-то с ним обедать, шел пост, – сейчас уже не помню какой, возможно, даже не Великий, – но трапеза владыки была более чем скромной. Все исключительно постное, самое простое.

И, наконец, расскажу эпизод, который мне очень дорог.

У меня умирала мать, Татьяна Павловна. Отца мы к тому времени уже давно потеряли, он умер значительно раньше. Жили мы с мамой и сестрой, которая не работала по болезни. В музее я получал зарплату в 75 рублей – это даже тогда были гроши. У мамы тоже пенсия была мизерной. Даже с учетом жалованья преподавателя мы едва-едва сводили концы с концами. А мама болела раком, и с этим были связаны определенные необходимые расходы.

Как-то раз, выходя из Академии после занятий, я встретил владыку Питирима, и он, куда-то уже отъезжающий, очень по-доброму спрашивает:

– Куда вам ехать?

– В Москву, – отвечаю.

Он ехал по делам, часть дороги нам было по пути. Я сел в машину.

– Как вы поживаете? – задал владыка, казалось бы, дежурный вопрос.

Я, не вдаваясь в подробности, ответил:

– Слава Богу, все, в общем, ничего, только мама у меня сильно болеет.

Больше мы на эту тему с ним не говорили. Он довез меня. Попрощались. Через несколько дней мы случайно встретились с владыкой где-то на лестнице в Академии, поздоровались, он благословил – и как-то мимоходом вдруг сунул мне какой-то пакет:

– Вот, возьмите.

– Что это такое? – остановился я в недоумении.

– Ничего-ничего, берите! – сказал он и быстро прошел.

Я ничего не просил. И получил помощь именно тогда, когда она была необходима

Разворачиваю, там была какая-то оберточная коричневая бумага, а внутри – 500 рублей. По тем временам это были немалые деньги. Я от владыки ничего не ждал, не жаловался, не просил. И получил помощь именно тогда, когда она была так необходима! Он оказался единственным человеком, который оказал необходимую поддержку мне и моей матери в самое трудное для нас время. Тогда у нас как раз совсем не было денег, а нужны были лекарства, уход и все прочее. Прошло 40 лет, но такие моменты не забываются...

Мне было известно, что отец Иннокентий и владыка Питирим, как и некоторые другие лица из московского духовенства, окормлялись у карагандинского старца Севастиана, ныне прославленного во святых. Несколько лет назад я вдруг получил командировку в Караганду, где неожиданно для себя познакомился с людьми, близкими к преподобному Севастиану. Там поныне сохраняется духовная атмосфера, созданная преподобным. Существует основанный им женский монастырь, где я познакомился со схиигуменией Севастианой, ныне уже покойной, и духовником обители архимандритом Петром (Горошко). В общении с ними я понял, в какой высокой духовной среде пребывал владыка Питирим.

Царствие Небесное и вечная память!

«Церковь будет!»
Возвращение владыки Питирима в МИИТ

Елена Георгиевна Белова

– В alma mater – в МИИТ, где он некогда учился – владыка Питирим вернулся, надо сказать, в самый подходящий момент. Вот уж точно: у Бога все вовремя. Именно тогда мы начали предпринимать попытки к возрождению домовой церкви, чему, разумеется, оказывалось сопротивление... Тут такие баталии нам атеисты-противники устраивали... А тут появляется владыка!

Для нас это было грандиозным событием. В белом клобуке, в черной рясе, с роскошной бородой... Ходил тут по институту. Наше высшее руководство – я видела! – с него прямо пылинки сдувало. Все были просто потрясены этим триумфальным возвращением некогда нашего студента.

Конец 1990-х. Владыка был уже отстранен от дел в издательском отделе. А нам тогда здесь как раз постоянно навязывались какие-то бесконечные «круглые столы», обсуждения... Решили, видимо, по-коммунистически все заболтать, и уже продавливали «линию партии»: ничего, мол, у вас не получится...

А владыка так скромно, тихо, одним своим появлением точно развернул всю эту реку мутной истории прошедших 70 лет вспять... Также что в нашем некогда Императорском училище вновь стал очень быстрыми темпами обустраиваться домовый Никольский храм. Процесс с появлением здесь владыки сразу же пошел!

Ректор МИИТа Борис Алексеевич Левин тут же объявил тогда, помнится, на ректорате: «Церковь будет!»

Ирина Васильевна Сергеева, заведующая кафедрой теологии МИИТ (РУТ – Российский университет транспорта):

– Освящал наш воссозданный Никольский храм в апреле 2001 года Святейший Патриарх Алексий II. А уже в ноябре того же года была создана кафедра теологии МИИТ, первым ее заведующим и и стал владыка Питирим.

Раздается вдруг, помню, звонок:

– Ирина Васильевна, – слышу в трубке голос ректора, – пойдите туда-то посмотрите, какая там нагрузка... Создаем кафедру теологии!

В декабре уже был подписан приказ. Проходил Ученый совет, и тем, кто был против кафедры (как ранее и храма), и досталось объявлять новость о ее создании.

Когда предварительно мы обсуждали с владыкой Питиримом преподавательский состав кафедры, он просил предоставить ему полную характеристику каждого кандидата: образование, квалификация... С каждым поступающим на кафедру извне (не из МИИТ) сам лично долго беседовал. Предлагал кандидату изложить свой взгляд на дальнейшую преподавательскую деятельность; ответить на вопросы: в чем вам представляется цель обучения студентов, какой тематикой вы лучше всего владеете, чем, кроме преподавания, вы можете быть полезны кафедре? Отбор был очень строгий.

И впоследствии владыка Питирим следил за тем, чтобы кафедральные преподаватели были преданными кафедре, не размениваясь на что-то постороннее. Тщательно вникал в содержание лекций, посещая наши занятия. Он весьма критически относился, прежде всего, к себе, но и к другим преподавателям тоже. Потом на заседаниях кафедры мы разбирали основные трудности в работе со студентами, делились положительным опытом.

Само наличие храма очень помогало работе. Владыка неоднократно служил в нашей домовой церкви, планировал проводить и учебные богослужения с разъяснением учащимся сути происходящего: молитв, песнопений, священнодействий. К сожалению, при жизни владыки этого не удалось осуществить.

Кафедра теологии МИИТ начала работать во втором семестре 2002 года – за год до преставления архипастыря. Помню, как мы накануне открытия кафедры очень долго сидели с владыкой Питиримом, и он мне досконально перечислял: и об этом надо рассказывать студентам на лекциях, и вот это не упустить, и то донести до них надо...

Сначала, конечно, еще при самом открытии кафедры, у нас у всех просто была эйфория. Да и времени тогда можно было уделять больше именно работе со студентами (сейчас чрезвычайно много бумажной волокиты).

Ирина Васильевна Сергеева

Владыка, кстати, мог читать мысли. Даже в таких мелочах: сижу, помню, за столом, а мне очень хочется арбуза, который от меня далековато...

– Пожалуйста, – тут же берет тарелку с дольками и протягивает мне владыка Питирим.

Также и одна из сотрудниц кафедры рассказывала, что однажды она съела уже порцию сырников, а еще взять стесняется... А владыка к ней вдруг так поворачивается и, обращаясь по имени, убеждает:

– Ну, возьмите же!

И такое бывало постоянно.

Вообще, у нас тут на всех кафедрах к владыке Питириму все очень расположились.

Елена Георгиевна Белова:

– На лекции к владыке Питириму и преподаватели всех возрастов с удовольствием ходили.

Как-то раз на лекции, когда говорили про семью, какая-то студентка развыступалась: мол, все мужики – сволочи. Владыка так слушал-слушал и вдруг сказал:

– А ты не вешайся-то на всех мужиков...

Мог вот так вразумить.

На его лекциях можно было обреветься

Вообще на его лекциях, как и на лекциях ставшего потом его преемником владыки Алексия (Фролова), можно было обреветься. Как они говорили о предназначении человека, о смысле жизни, о любви.

Однажды мы оказались с папой и его женой в Иосифо-Волоцком монастыре, и владыка пригласил нас остаться на трапезу. Папа у меня нецерковный, на всенощной он поставил свечку и сразу же ушел из храма. Мы понимали, что он нас уже ждет в машине, тарабаня пальцами по рулю. Я даже стала у других священников канючить:

– Не благословите ли нас все-таки поехать домой?.. Владыка вот на трапезу благословил остаться, да папа, – объясняю, – у меня нецерковный...

– Нет! – тут же обрывали на полуслове. – Вы что? Раз владыка благословил, это тогда уже только к нему!

А архиерей-то в алтаре! Но, видно, мы ему так мешали молиться своими переживаниями, что он послал своего иподиакона. Выбегает из алтаря Мишенька (сейчас это уже отец Михаил), я вижу знакомое лицо, пытаюсь его перехватить:

– О! Вас-то я и ищу! – вдруг отвечает он.

– Передайте владыке, что мы не мо...

– А владыка сказал, чтобы я вас нашел и чтобы вы обя-за-тель-но остались на трапезу!!

«Вот, – думаю, – мы его достали, что он из алтаря посылает человека нас остановить».

Я бегом – ищу своего папочку. Он уже действительно ерзает за рулем, готовый рвануть...

– Пап! Трапеза! Питирим!! – только и успеваю, вся запыхавшись, показывая на постройки монастыря, прокричать ему.

– Да какая трапеза?! – упирается он. – Я не останусь!

– Пап! Это мое начальство. У меня будут неприятности, учти! – Шантаж, конечно, но как еще его удержать, я не знала.

МИИТ

Еле вытащила из кабины. Заходим в трапезную, там длинный такой стол – посередине усаживают владыку. Я думала как-то по-евангельски последнее место занять, но по краям уже расселись знающие Евангелие... Для папы с его женой нашлось место где-то напротив. А мне вдруг владыка повелевает сесть рядом с ним.

– Не сяду! – вдруг вырвалось у меня.

«Я же там, – думаю, – умру от страха и трепета...».

– Не сяду! – отзываюсь на очередное его: «Садись!»

Однако и сама не понимаю, как уже оказываюсь рядом.

– Вы какую кашу будете? – спрашивает уже владыка.

– Мне все равно, – все еще трясусь.

– Вы какую кашу, спра-ши-ваю, будете: рисовую или гречневую? – строго так повторяет он.

– Рисовую... – сознаюсь.

– Чем ваш папа занимается? – спрашивает, когда мы синхронно склонились над тарелками.

– Папа – золотые руки, он занимается всем, все может.

Отец понимает, что разговор идет про него, и как-то так подается вперед: мол, чего?

Свято-Никольский храм МИИТа, Митрополит Питирим, преподаватели кафедры и студенты в храме МИИТа

И тут вдруг, пользуясь моментом, владыка произносит:

– Я предлагаю вам остаться ночевать!

Я замерла... А папа-то уже расплылся в улыбке:

– Какая честь! – и кивает.

Это были головокружительные виражи миссионерства

Это были головокружительные виражи миссионерства.

Мы вдруг остаемся ночевать.

Владыка нам выделил, как потом выяснилось, самую лучшую келлию. Сразу же распорядился поставить машину на территории обители. Сам провел нам небольшую экскурсию по монастырю, препоручив далее еще что-то нам показать своим помощникам.

А день тогда был – 6-ая неделя по Пасхе, когда в тех краях вспоминают чудо избавления в 1917-м году от холеры по молитвам к святителю Николая Чудотворцу и преподобному Иосифу Волоцкому. Отмечается праздник крестным ходом в деревню Спирово (от имени святителя Спиридона Тримифунтского). Там, в белоснежном Введенском храме, есть удивительная, из черного дерева, икона-скульптура святителя Николая, – причем облачения на ней тогда были с плеч владыки Питирима, так что для нас образ великого древнего святителя и великого святителя наших дней как-то сливался.

Поразительно было и то оживление, которое царило там, когда служил владыка Питирим. Дело в том, что деревни-то вокруг все вымерли. А когда приезжал правящий архиерей, откуда ни возьмись – туда съезжались сотни переполненных машин. Народу было очень много! Владыка служил литургию, многие причащались, а после службы архипастырь с такой радостью каждого окроплял, каждому еще говоря и какое-то особое слово. И это при том, что сам он уже был сильно болен...

Иосифо-Волоцкий монастырь, Митрополит Питирим, преподаватели кафедры и студенты МИИТа в Иосифо-Волоцком монастыре

Потом эту икону-скульптуру святителя Николая доставили в Иосифо-Волоцкий монастырь, где, поставив рядом с таким же огромным образом преподобного Иосифа Волоцкого, стали читать попеременно два акафиста тому и другому святому.

Тут уж мы уехали...

Но отец вдруг вскоре попадает в аварию, они с супругой лежали в больнице. К ним пришел тот самый уже отец Михаил, ранее бывший иподиаконом у владыки Питирима, пособоровать их. Когда он зашел в палату к Татьяне (папина жена), женщины там возьми да и спроси:

– А крестиков у вас нет? А то мы тут лежим без крестиков...

– Не знаю, – отвечает отец Михаил, а сам запускает руку в портфель и комментирует: – Это портфель владыки Питирима...

И, ко всеобщему удивлению, достает целую горсть крестов! Владыка всегда думал об апостолате.

– И для папы, – прошу тогда и я.

Папа крестик также не носил, но тут с самого начала была уверенность, что крест от владыки Питирима он уж точно наденет. Так и произошло, причем папа его до сих пор не снимает.

Ирина Васильевна Сергеева:

У владыки Питирима был такой любвеобильный дух, что он располагал к себе всех

– У владыки Питирима действительно был такой любвеобильный дух, что он располагал к себе всех: и атеистов, и иудеев, и мусульман, и коммунистов... Владыка Питирим говорил так:

– Нам главное прокукарекать. А уж там, как они: проснутся или нет, – это уже их дело...

1 сентября 2003 года владыка Питирим, будучи уже буквально истощен болезнью, приехал к нам в домовый храм МИИТ, чтобы отслужить молебен к началу учебного года. Также он нашел в себе силы духовные, чтобы, преодолев физическую слабость, выступить на торжествах, посвященных Дню знаний. А потом, конечно, пришел на созданную им кафедру теологии и долго-долго еще общался с преподавателями и сотрудниками. Дал нам последнее напутствие. Чувствовалось, что ему очень не хотелось расставаться. Перед уходом он каждого из нас благословил.

Потом наш, как он сам себя аттестовал, «главный атеист МИИТ» стал вдруг называть себя «другом владыки Питирима». В предпоследний день перед смертью владыки он даже звонил ему:

– Владыка, мы с вами еще увидимся?..

Елена Георгиевна Белова:

– Владыка тогда ответил «нет», но, возможно, он говорил только о жизни посюсторонней. Так же, как у нас в МИИТ, в центральном военном госпитале имени П.В. Мандрыка, где проходили последние дни владыки Питирима, его все очень полюбили.

Между приступами, буквально до последних дней, к нему шли люди за советом, за утешением

Владыка даже при последней стадии рака отказывался от обезболивающих, чтобы оставалось ясным сознание. Между приступами, буквально до последних дней, к нему шли и шли люди за советом, за утешением. Он даже шутил с ними, подбадривал их как-то.

Уже перед самой кончиной принял схиму. Святейший Алексий II его и постригал в великий ангельский образ с тем же именем, но препоручив уже другому небесному покровителю из новомучеников – священномученику Питириму, епископу Великопермскому и Устьвымскому.

«Онкология – это особый путь к Богу», – говорил владыка Питирим. Это мученичество наших дней.

Преставился владыка Питирим на память Казанской иконы Божией Матери, в День народного единства, как сегодня еще говорят, – 4 ноября. Он и был от лица Церкви Христовой объединителем народа. Военные врачи настолько прониклись к своему Высокопреосвященнейшему пациенту любовью, что потом даже храм в честь Казанской иконы Божией Матери воздвигли.

Владыка Алексий (Фролов), став и на том поприще преемником владыки Питирима, позаботился наладить там еженедельное, по средам, служение литургии. Так Господь приходил и сейчас приходит в жизни многих и многих людей, благодаря подвигу самоотверженного служения наших дорогих приснопоминаемых архипастырей.

Удивительно, что до смерти владыки Питирима мы еще успели у него взять благословение на получение частицы мощей преподобного Иосифа Волоцкого, которые он обретал, в наш домовый Никольский храм. Владыка Питирим явно провидел дальнейшее развитие событий и благословил, но с одним условием: чтобы была написана достойная икона святого.

Пока писалась икона, владыка Питирим уже преставился ко Господу. Но Промысл Божий устроил все так, что именно исполняя его благословение, мы и встретились с тем, кто стал на нашей кафедре теологии его наследником – с владыкой тогда еще Орехово-Зуевским Алексием (Фроловым), и он, как некогда владыка Питирим, возглавил нашу кафедру.

Ирина Васильевна Сергеева:

– Чем больше проходит времени со дня преставления и владыки Питирима, а теперь и владыки Алексия, тем ярче и яснее, точно путеводное светило на этом небосклоне встреч, в воспоминаниях о них проявляется та безграничная доброта, источником света и тепла которой является Богом данная им любовь к людям – собственно, Христова любовь.

Талант человечности

Монахиня Варвара (Вилисова)

Монахиня Варвара (Вилисова), смотрительница храма Архангела Михаила в селе Дунино:

– Сейчас уже сложно передать на словах новым поколениям то, как вся наша интеллигенция почитала владыку Питирима. Чиновники весьма высоких рангов, если слышали, что на каком-либо заседании будет присутствовать архипастырь, тут же меняли свои планы и маршруты:

– Едем туда! – разворачивали водителей. – Там будет владыка Питирим! – поясняли спутникам.

Помним, как просто по пятам за владыкой Питиримом ходил Никита Сергеевич Михалков. Да и многие другие именитые люди искусства и науки тянулись к этому выдающемуся архиерею.

Люди ловили каждое слово владыки. Он был совестью нашей интеллигенции

Люди ловили буквально каждое слово владыки. Он был просто совестью нашей интеллигенции. Ни под кого не подстраивался и никого не развлекал, говорил очень глубокие вещи, но понятным и привычным академикам и художественной богеме языком.

Помню, я делала в Третьяковке выставку Павла Дмитриевича Корина «Русь уходящая», кто-то владыку там увидел и якобы скаламбурил:

– Русь уходящая... уходит.

Владыка Питирим так величественно развернулся – и, отчетливо отделяя каждое слово паузой, весомо произнес:

– Мы еще вернемся!

Также, помню, у нас как-то открывалась выставка Михаила Васильевича Нестерова в новой Третьяковке, на Крымском Валу. Это было еще советское время, всюду при входе – транспаранты с цитатами Ленина...

И тут вдруг появляется владыка! А за ним, точно разрезая все это время с его мишурой, шествует хор издательского отдела – 20 стройных юношей в черных подрясниках! А как они там запели, – как грянули в полный голос! А потом как вышел архиерей, да как встал перед ними во весь свой рост – богатырь! И вдруг сказал совершенно простое ясное слово, на правильном, чистом, красивом русском языке, – так что всех пробрало до самой глубины души... И сразу все встало на свои места, стало понятно: выставка М.В. Нестерова – это про Бога.

«Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу» (Пс. 113, 9).

И все это было так здорово! Так уместно.

У владыки Питирима было удивительное чувство такта. При всей невообразимости того, что он делал и привносил в жизнь в том еще советском антураже, при всей его фантастической неотмирности для тех еще атеистически нашпигованных времен, он умел добиться такой подлинности слов, интонаций, поступков, что все сразу же признавали: «Вот, что надо!»

У владыки был талант жить и действовать прямо и просто

Ему бы, наверно, и К.С. Станиславский поддакнул: «Верю!!» При этом, подчеркну, у владыки не было ничего наигранного, просто был талант жить и действовать прямо и просто. Как писал А. П. Чехов: «Есть таланты писательские, сценические, художнические, у него же особый талант – человеческий», – вот это и про владыку Питирима.

Символично, что он потом настоятельствовал в храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке, спасенном в свое время от закрытия артистами Художественного театра во главе как раз со Станиславским. Владыка Питирим каким-то чудесным образом был укоренен не только в духовную традицию, – его священнический род, известно, насчитывал более 400 лет, – но и в культурную, как, впрочем, и в политическую... Он везде был как-то органичен.

При этом за ним чувствовалась история Русской Церкви, тысячелетия христианства. Это не просто слова. Он был носителем ощутимой благодати. Одно его появление уже заставляло всех как-то внутренне подтянуться. Ему могли в последнюю минуту позвонить и умоляющим голосом сообщить о каком-то открытии, заседании и т.д. Он все бросал и ехал. И это зачастую кардинальным образом меняло все.

У него было совершенно уникальное служение – такое даже не пропишешь в табели о рангах. Владыка сказал как-то про себя, что мог бы стать и богословом, но для этого надо уединяться... А он принял этот тяжелейший крест, когда он, по слову апостола, «был для всех всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9, 22).

Это трудно. Но он каким-то чудесным образом умел при этом не растрачиваться душой. Даже в том водовороте постоянных встреч, в который он бросался, он мог оставаться внутренне сосредоточенным, глубоким человеком. Он не лицемерил. Не говорил слов зря. Молчал, когда чувствовал, что надо взять паузу.

Однажды, помню, был детский вечер в зале им. П.И. Чайковского. Пришел владыка Питирим. Очень просто общался с детьми. Да ничего особенного он им не говорил! А всем вдруг стало хорошо. Просто от одного его присутствия. Как-то радостно, – людям нравилось рядом с ним находиться. Это как Евангелие читаешь: все вроде известно (и от этого разве может быть интересно?!), но благодать-то душу укрепляет! Так же и с владыкой Питиримом.

Детей не обманешь, – все, помню, его облепят, лепечут что-то, счастливы. Оля Гобзева (она тогда еще не была в постриге) вынесла ему от всех огромный пирог. И было видно, что ему тоже это приятно. А не то, что сунул тут же иподиакону, и унесли за кулисы, – это, мол, просто был очередной «номер программы». Нет. Он как-то во все, не жалея, вкладывал душу, щедро распоряжался ей.

Знаете, чего в нем точно не было? Зашоренности, запуганности какой-то: шаг влево, шаг вправо. Это от католиков-иезуитов каким-то официозом веет, – тебя, бывает, точно жидким азотом обрызгают: «Все только по протоколу! И никак иначе!» А владыка Питирим жил не так. Как-то несколько весело и просто.

От одного только воспоминания о владыке Питириме – до сих пор весна

Помните «Троицу» Рублева? Вот в нем какая-то такая соприклоненность была, что часто выражалось и воспринималось просто как человечность, но оттого и ощущалось: Господь близь.

Уж сколько там веревок из владыки Питирима вили, их там и всякие отчеты, чуть ли не доносы, заставляли писать, но они даже в этих условиях могли – не побоюсь этого сравнения – быть Патриархами Тихонами! Тем более что известно, насколько владыка Питирим почитал тогда еще даже не прославленного святителя.

Уже незадолго до смерти владыки я в редакции газеты «Известия» встретила его близкого человека, который мне тогда и сказал, что владыка уходит. У меня была с собой пачка чая со Святой земли, и я ее передала в больницу. Вроде мелочь, но для этих людей нет ничего незначительного, ненужного, формального. Все у них наполнено каким-то теплом, радостью, светом памяти друг о друге, смыслом.

С этими людьми, идущими след в след за своими святыми предтечами и наставниками, тебя не холодило. От одного только воспоминания о владыке Питириме – до сих пор весна.

Почитатель святителя Тихона

Иеросхимонах Валентин (Гуревич)

– Еще до прославления святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси, к его захоронению постоянно приезжал поклониться только один из архиереев Русской Церкви – владыка Питирим (Нечаев), почивший в сане митрополита Волоколамского и Юрьевского.

На день кончины Патриарха Тихона, в праздник Благовещения, и на тезоименитство, приходившееся на святителя Тихона Задонского, бывал, конечно, и Предстоятель – в те годы Святейший Патриарх Пимен (Извеков). Когда он служил панихиду у надгробия, то пел весь храм, потому что его заполняли певчие, можно сказать, из всех московских приходов.

А когда бывал в России, в гостях у своей сестры, то тоже неизменно приезжал на поклон Святейшему Тихону еще и епископ Американской Церкви Василий (Родзянко). Но постоянным и верным почитателем, посещавшим Малый собор Донского монастыря ради поклонения находившимся тогда еще под спудом честным мощам Патриарха, был только владыка Питирим.

Я тогда как раз был сторожем Малого собора, где и был упокоен святитель.

Владыка Питирим приезжал регулярно, каждый год в пасхальную ночь – обязательно: после того, как отслужит богослужение Святой Пасхи в своем храме в Брюсовом переулке. Приезжал помолиться о святителе и святителю. Я открывал ему собор. Служилась панихида, потом я имел возможность немного с ним поговорить.

Однажды один из сотрудников филиала музея архитектуры, располагавшегося тогда на территории Донского монастыря, попросил меня, когда владыка Питирим в очередной раз посетит Малый собор, обратиться к нему с просьбой, чтобы он, располагая влиянием на городскую администрацию, воспрепятствовал строительству огромного здания, соседство которого с монастырем испортит облик ансамбля древних монастырских строений. Будучи солидарен с музейным работником в этом вопросе, я исполнил эту его просьбу. Владыка отнесся к просьбе очень участливо...

Я и сам иногда выбирался к нему в храм Воскресения Словущего в Брюсов переулок. Этот храм, будучи даже в самом центре Москвы, что называется, под боком у Кремля, каким-то чудесным образом избежал участи закрытия. Этот храм и в начале 1960-х годов, когда там стал сначала просто «появляться», как он сам говорил, владыка Питирим, был под угрозой сноса, но тоже выстоял.

Да и сам владыка, подобно этому его храму, был, можно сказать, таким утесом, который при натиске всех бурь, которые то и дело при атеистическом режиме, да и впоследствии, обрушивались на Церковь Христову и ее ревностных служителей, оставался тверд и в своем исповедании целен.

Как по слову апостолу: «и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный» (1 Пет. 2, 5).

Вечная память.

(Продолжение следует.)