26 января 2020 года скоропостижно скончался известный московский священник, настоятель храма преподобного Феодора Студита протоиерей Всеволод Чаплин. Перед вам – отрывки из его книги «Лоскутки-2», выпущенной в свет при поддержке журнала «Фома» издательством «Даръ». В этой книге автор ответил на многие актуальные вопросы: в чем отличие христианской нравственности от «правил общежития» по Дейлу Карнеги? Как духовнику научить человека самому принимать решение, а не брать благословение на всё на свете? Зачем священников переводят с прихода на приход и как в Церкви проходит отбор будущих пастырей?

◆ ◆ ◆

Однажды, выходя из провинциальной гостиницы, услышал разговор прохожих: «Батюшка. Освящал что-нибудь»… Не лекцию читал, не больного посещал, а именно «освящал»! Вот так нас подчас и воспринимают — как платных требоисполнителей. Не мы ли сами тому виной?! Не мы ли отучили людей от образа священника-учителя, священника-утешителя, священника-миссионера, духовного врача? Что по телевизору, что в быту этот образ просматривается гораздо реже, чем образ с чашей и кропилом…

◆ ◆ ◆

Какими мы выходим из храма в мир? Радостными, готовыми улыбкой и добрым словом свидетельствовать о Христе перед «внешними» людьми, которые озабочены собой и житейской суетой? Или озлобленными, горделивыми, пренебрежительно отталкивающими тех, кого встречаем? Наверное, в ответе на этот вопрос — один из критериев подлинности, правильности нашей духовной жизни и устроения жизни приходской.

◆ ◆ ◆

В Священном Писании дается прекрасное и очень четкое указание о том, как нам надо разрешать споры и конфликты: Если… согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церковь не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь (Мф 18:15–17). Мы же все чаще поступаем прямо наоборот: сначала вываливаем все обвинения в интернет, а лишь потом — причем в самом лучшем случае — пытаемся поговорить с человеком напрямую.

Если мы не способны этого сделать — какие мы братья и сестры во Христе? Если предпочитаем прямому разговору сплетни и апелляции к «миру сему» — властям, прессе, интернетовской «улице» — не показываем ли мы этим крайнюю степень обмирщенности, даже если ссылаемся на догматы, каноны и традиции? Да, надо обличать, и обличать публично, явное зло — например, зарвавшегося писаку, которому много раз было доказано, что он лжет и стравливает людей друг с другом, разделяя Церковь. Но и с таким нужно все-таки постараться сперва поговорить.

◆ ◆ ◆

Говоря о христианской этике, светские журналисты, политики, а подчас и священнослужители постоянно упоминают десять заповедей Моисеева закона. Словно и не было Нагорной проповеди! Словно и не говорилось нам: Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду, <…> всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал, <…> не противься злому, <…> любите врагов ваших» (Мф 5:22, 28, 39, 44)! Сводить христианскую нравственность к ветхозаветной — это все равно что рассуждать о новейших компьютерах, приводя в пример стародавние ЭВМ с перфокартами. Часто, слишком часто, говоря об этике, мы на самом деле ставим в пример ту самую «праведность книжников и фарисеев», о которой Сам Господь нам сказал: если ваша праведность не превзойдет ее, то вы не войдете в Царство Небесное (Мф 5:20). Христианский нравственный идеал — это не удобная для повседневных нужд житейская мораль, не «правила человеческого общежития» вроде работ Дейла Карнеги. И уж тем более не горделивая самоправедность. Это решительный, радикальный призыв к святости — той, что отсекает саму мысль о грехе. Проповедниками именно этого призыва нам надо быть.

◆ ◆ ◆

Многие, включая и некоторых священнослужителей, говоря о христианской нравственности, сводят ее к отношениям между людьми. «Не делай другому того, чего не желаешь себе» — этого, дескать, и довольно. Да, Господь говорит: Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф 7:12). В этом — «закон и пророки», но отнюдь не вся библейская этика. Из ветхозаветных десяти заповедей первые четыре — об отношениях с Богом. Нагорная проповедь предостерегает от грехов против ближнего. Но еще больше там говорится о правильном устроении религиозного чувства, о внутренней чистоте от блудных мыслей и стяжательства. Говорится там и об истинной вере: Не давайте святыни псам (Мф 7:6); Берегитесь лжепророков (Мф 7:15); Не всякий, говорящий Мне: «Господи, Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф 7:21). Христианская этика нераздельно объемлет и отсечение греховных помыслов, и внутренний религиозный настрой, и чистоту сердца, и чистоту веры, и добрые отношения с ближними. Нельзя одно исполнять, а остальное отбросить или забыть.

Что проще: воспитывать духовное чадо в каждодневном получении «благословений» — то на учебу, то на звонок родителям, то на покупку книги — или «повозиться» с человеком, научив его принимать решения? Второй путь отнимает время, силы. Но дает гораздо больше радости и спасает священника от духовного плена среди своих же пасомых, каждодневно стоящих в очередях за теми самыми «благословениями». Да, есть люди совершенно «несмысленные», которые действительно не могут сами и шага ступить. Но по крайней мере попытаться воспитать не раба и не вечное «чадо», а свободного и взрослого человека — всегда стоит.

◆ ◆ ◆

Однажды студенты Свято-Тихоновского университета довольно решительно меня спросили: зачем переводят священников с прихода на приход и когда перестанут это делать? Ответил вопросом на вопрос: разве иногда это не полезно, чтобы человек не застаивался в одном месте, при одних и тех же обязанностях? Мне в ответ привели несколько примеров того, как люди очень праведной, духоносной жизни, прослужив много десятилетий на одном приходе, стяжали особые пастырские дары. Что ж, мне пришлось привести другие примеры. Действительно, увы, очень немало священников, превратившихся в механических требоисполнителей, совершенно застоявшихся в своей духовной и интеллектуальной жизни, заботящихся только о земном… Спасти такого человека, дать ему шанс по-новому раскрыться может, пожалуй, только перемена места и направления трудов.

В дипломатии есть неплохая практика: человек работает несколько лет в центральном аппарате министерства иностранных дел, потом едет лет на пять в ту или иную страну, потом опять работает в своей столице, затем — в новую многолетнюю командировку, и так до пенсии. При этом каждый раз нужно входить в новый круг проблем, учить новый язык… Такая система не дает мозгам и душе заплыть жирком, а значит — сохраняет человека в должном тонусе. Не нужно бояться чего-то подобного и в Церкви. Да, нередко очень успешным бывает целожизненное служение священника на одном приходе. Но и проявлений «окамененного нечувствия» весьма немало. Да, пастырь всегда срастается со своей паствой, и разлучать их без надобности не надо. Но, служа в приходе, священник может нести различные, периодически сменяемые послушания на епархиальном уровне. Может ездить в миссионерские командировки, чаще ходить в воинские части, школы, больницы, приюты… Наконец, рано или поздно священник в приходе все равно сменится — земная жизнь конечна. И если после этого прихожане разбредутся или не смогут принять нового настоятеля — значит, почивший не совсем правильно их воспитал. Ведь в храм люди должны приходить не «к батюшке», а ко Христу!

◆ ◆ ◆

Похоже, некоторые нынешние пустынники стремятся в леса и пещеры главным образом ради того, чтобы как можно быстрее привлечь мирскую славу и толпу почитателей. Большой город — чем не пустыня? Здесь никто не спросит у тебя ничего лишнего, не поинтересуется даже, жив ты или мертв. И в советское время, и в недавние годы мне приходилось знать городских затворников-келлиотов, монахов и мирян, молившихся в уединении и смиренно служивших ближним — кому тихим советом, кому добрым делом. Вот жил на покое в одном со мной доме архимандрит Мефодий (Федюнин). Иногда сослужил в московских и подмосковных храмах, а больше беседовал во дворе со старушками… Я очень ценил возможность в трудные минуты зайти к нему, попить чаю, поговорить. Есть такие люди и сейчас. И город дает им необыкновенную возможность для уединения. Чем больше город — тем больше в нем пустыни…

◆ ◆ ◆

Где мера вкуса и разумности в «технической модернизации» нашего клира? Я был приятно поражен, когда мы вселялись с одним архиереем в гостиницу и тот сразу же спросил: «У вас есть Wi-Fi»? А вот уже неприятно удивила меня фраза одного архимандрита на церковной конференции, который говорил об «интеграции креативного потенциала» православной среды. Через Wi-Fi можно передать что угодно. Но некоторые модные термины несут в себе и свой смысл, не всегда христианский по сути.

◆ ◆ ◆

Нередко, увы, настоятели, ректоры, наместники и прочие начальствующие любят ругать своих предшественников. Вот, смотрите, сколько сделано — а до меня что было, просто ужас! Можно сколько угодно оправдывать это церковной фразой и даже заботой не только о чистоте храма, но и о чистоте веры. Но на самом деле это поведение совершенно нецерковное. Мы можем не соглашаться с тем, что сделали другие, можем честно спорить с ними, исправлять то, что действительно достойно исправления (не по нашему личному мнению, а по соборному). Но если Господь поставил человека на то или иное место, если терпел его на нем, то Господу и судить. Сильна же Церковь не обличительным пафосом, а умением принести Богу все, что сделал ты сам и что сделали до тебя. Уважение к тем, кто тебе предшествовал, хранение памяти о них, молитва о них — залог того, что и о тебе будут помнить и молиться.

◆ ◆ ◆

Подчас выпускники семинарии оказываются совершенно беспомощны на приходе. Говорят: «Нас учили одному, а нужно совсем другое». Да, за последние годы семинарская учеба приблизилась к приходской жизни. Но не дать ли возможность семинаристам летом проходить практику в образцовых, крепких, сильных традициями приходах? Так, чтобы студент мог попробовать себя не только на клиросе и в алтаре, но и в катехизаторской, благотворительной, образовательной работе? Побыть одно лето алтарником, второе — церковным бухгалтером и юристом, третье — учителем воскресной школы для детей и взрослых? Польза для будущего пастыря была бы неоценимая.

С какого-то момента своего служения священник почти полностью перестает сталкиваться с критикой. Хороший батюшка, хороший, а если и сделал что-то неправильно — так это он не сам, его обманули, «подставили»… Наша церковная среда подчас слишком убаюкивает, не дает посмотреть на себя со стороны, усомниться в своей «всегдашней правоте». Как знать, может быть, иногда и полезны для нашего смирения и для нашей самокритики выпады атеистов, разные критические статьи — пусть даже несправедливые. Все-таки священник, сталкивающийся с враждебным «миром», подчас оказывается гораздо более духовно здоровым, чем тот, что общается исключительно с прихожанами и собратьями по служению.

Когда у нас начали восстанавливаться и вновь открываться приходы, их первые настоятели понесли на себе очень редкую миссию: заново создавать приходскую традицию — литургическую, пастырскую, общинную. Это дает великие возможности и одновременно налагает великую ответственность. Через многие десятилетия, а то и через несколько поколений люди будут вспоминать: так было при отце NN, это еще он установил… И вот сейчас батюшки, подчас молодые, определяют, хорошие это будут «установления» или плохие, будут о них вспоминать как о вершинах духа или как о расхолаживающих «обиходных привычках».

◆ ◆ ◆

Студенты светского вуза однажды спросили: как Церковь отбирает будущих священников? Не планирует ввести какие-то научные критерии оценки способностей — психологические, например? Ответил, что главное в Церкви — это отношения «учитель — ученик». Да, в семинариях и академиях людям преподаются знания, но в первую очередь дается навык жизни в церковной общине, а через это — особое воспитание. Такой же опыт будущий пастырь получает, трудясь как послушник в монастыре, как псаломщик в приходе. Именно поэтому Церковь сейчас спокойна за большинство священников, рукоположенных без образования, но с хорошей церковной практикой.

Впрочем, если учитель плохой, то и ученик может унаследовать его грехи и несовершенства. Многие искажения пастырской и монастырской практики «тиражируются». Вот почему воспитание, данное в отдельной общине, так важно поверять, а иногда и исправлять опытом всей Церкви. Вот почему так важны духовные школы, равно как и общение их между собой, связь со всем церковным организмом.