БЫЛ ЛИ АПОСТОЛ ФОМА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО «НЕВЕРУЮЩИМ»?

 

БЫЛ ЛИ АПОСТОЛ ФОМА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО «НЕВЕРУЮЩИМ»?

Уверение Фомы, клеймо из ретабло работы Берната СолетаУверение Фомы, клеймо из ретабло работы Берната Солета

В это воскресенье мы празднуем уверение святого апостола Фомы, когда воскресший Христос показал ему Свои раны и повелел: «Не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20: 27). У многих сложился стереотип: апостол Фома – нечувствительный, закоренелый невер, который способен уверовать только в силу чрезвычайных обстоятельств. Даже такое выражение сложилось – «Фома неверующий». И почему-то многие стремятся сделать этот праздник днем научного работника, как будто наука заранее программирует человека на неверие! Но так ли это?

Что мы знаем о святом апостоле Фоме? Немногое. Известно, что его еврейское имя означает «Близнец», чему толкователи давали разное объяснение; одно из них состоит в том, что так называли человека сомневающегося. Происходил он из палестинского города Панеады. В Евангелиях он перечисляется вместе с прочими апостолами.

Впервые мы слышим его голос, когда ученики уговаривают Христа не идти в Иудею, чтобы воскресить Лазаря Четверодневного: «Равви! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда?» (Ин. 11: 8). Но Спаситель отклоняет их уговоры, и тогда Фома говорит: «Пойдем и мы, умрем с Ним» (Ин. 11: 16). Тут перед нами не бесчувственный маловер, а человек самоотверженный, готовый идти на смерть вместе со Своим Учителем и ради своего друга. Фома был на Тайной вечери и после нее бежал вместе со всеми. И когда в день Воскресения радостные ученики говорили ему: «Мы видели Господа», он ответил: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20: 25).

Но вопрос: кому не доверяет апостол Фома? Не тем ли ученикам, которые оставили своего Учителя, бежали и, за исключением святого евангелиста Иоанна Богослова, даже не присутствовали при Его крестной смерти? И разве воспоминание о ранах Христа не укор прежде всего своей совести, а также и совести других апостолов за то, что они оставили Спасителя в самый тяжелый час? В этих немногих словах мы видим и муки совести Фомы, и пламенное желание встречи с Воскресшим, но лицом к лицу, а не через чьи-либо рассказы.

Слова о ранах Христа – укор и себе, и другим апостолам: они оставили Спасителя в самый тяжелый час

Это прекрасно понимали толкователи, в частности Никифор Каллист Ксанфопул, который писал, что Христос неслучайно медлит восемь дней, чтобы горячее стремление Фомы возросло до высшей степени.

«После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам!
Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим.
Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой!
​Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие». (Ин. 20: 26–29).

Отметим в этом евангельском отрывке, во-первых, дарование Христом мира, который возможен при полноте веры и вместе с тем знаменует ответ на горячее устремление святого апостола Фомы. Далее, Спаситель в точности повторяет слова Фомы, знаменуя Свое всеведение. И в-третьих, не сказано, вложил ли Фома свой перст в раны Христа. Однако богослужебное предание Церкви дает утвердительный ответ. Послушаем хотя бы слова преподобного Романа Сладкопевца:

Кто сохрани ученика длань неопаленну,
егда огненному ребру приближися Господа?
Кто дарова ей стремление и укрепи коснутися
огненной кости?
Аще не осязанное ребро силу дарова
перстней деснице,
како имаше коснутися
страданьми поколебавшаго вышняя и нижняя?[1]

(Кондак на Фомину неделю)

И здесь мы получаем ответ на основной вопрос: в чем смысл «неверия» Фомы? Оно состоит в искании Самого Бога, в стремлении прикоснуться к Божественному огню, к его благодати и причаститься ему.

Фома стремился прикоснуться к Божественному огню, к его благодати и причаститься ему

Посему подобное искательное «неверие» похвально, ибо оно в своей основе связано с верой и несет в себе не косность, не энтропию, а, напротив, – движение и дерзновение:

О воистинну похваляемаго Фомы страшнаго начинания!
Дерзостно бо осяза ребра,
Божественным огнем блистеющая.

(Канон Фоминой недели. 5-я песнь)

И из такого «неверия» рождается полнота глубокой веры:

Неверие Фомино, веры родительное нам показал еси,
Ты бо вся премудростию Твоею
промышляеши полезно, Христе,
яко Человеколюбец.

(Канон Фоминой недели. 5-я песнь)

Не всуе усумневся Фома о востании Твоем, не низложися,
но несумнетельное тщашеся показати сие, Христе, всем языком.
Отонудуже неверием уверив, всех научи глаголати:
Ты еси Господь превозносимый,
отцев и наш Боже, благословен еси.

(Канон Фоминой недели. 7-я песнь)

Подобное понимание присутствовало и у великого русского ученого Сергея Сергеевича Аверинцева. Он выразил его в своем стихе об апостоле Фоме:

Стих о уверении Фомы

Глубину Твоих ран открой мне,
покажи пронзенные руки,
сквозные раны ладоней,
просветы любви и боли.
Я поверю до пролития крови,
но Ты утверди мою слабость;
блаженны, кто верует, не видев,
но меня Ты должен приготовить.
Дай коснуться Твоего сердца,
дай осязать Твою тайну,
открой муку Твоего сердца,
сердце Твоего сердца.
Ты был мертв – и вот, жив вовеки,
в руке Твоей ключи ада и смерти;
блаженны, кто верует, не видев,
но я ни с кем не поменяюсь.
Что я видел, то видел,
и что осязал, то знаю:
копье проходит до сердца
и отверзает его навеки.
Кровь за Кровь, и тело за Тело,
и мы будем пить от Чаши;
блаженны свидетели правды,
но меня Ты должен приготовить.
В чуждой земле Индийской,
которой отцы мои не знали,
в чуждой земле Индийской,
далеко от родимого дома,
в чуждой земле Индийской
копье войдет в мое тело,
копье пройдет мое тело,
копье растерзает мне сердце.
Ты назвал нас Твоими друзьями,
и мы будем пить от Чаши,
и путь мой – на восток солнца,
к чуждой земле Индийской.
И все, что смогу я припомнить
в немощи последней муки:
сквозные раны ладоней,
и бессмертно – пронзенное – Сердце.