Быть священнику в школе, не быть ему там?
Для начала нужно спросить самого священника: он хочет ходить в школу для работы, для бесед с учениками, или это ему нужно, как зайцу пятая нога? Всегда довольно людей, готовых сказать: нас не зовут – мы и не движемся; нас не пускают – так тому и быть.
 |
| Священник Анатолий Денисов проводит занятия с детьми. Село Спас-Водога. 1990-е гг. |
У детей нужды в священнике не может быть по определению. Вся школьная система воспринимается ими, как аппарат насилия над счастьем детства. Чтобы понять, насколько эти мысли неверны, нужно повзрослеть. Польза от священника в школе может быть осознана самими учениками лишь со временем. Поначалу нужду в священнике ощущают взрослые.
Взрослые видят сатанеющий мир. Если они и не понимают, то непременно чувствуют, что надо укреплять берега. Иначе скоро всех смоет. Вот они и просят прийти к ним в классы, поговорить по душам, наставить, разъяснить. Просят те, кто сам нашел дорогу к храму и ощутил, насколько спасительно и освежающе действие Бога на измученную душу. Те из преподавателей, кто этого не пережил, священника в школу звать будут вряд ли. А те, кто пережил, будут звать, но не всякого.
Мы уже довольно сказали, что изобразить сказанное графически.
Рисуем мысленно равнобедренный треугольник с высокой и острой вершиной. Эдакую фигуру, похожую на острый небоскреб. Углы сторон при основании чуть меньше, чем 90 градусов.
Основание треугольника, это – тезис о необходимости присутствия священника в школе. Это фундамент. Но, как мы ранее сказали, дети нужду в священнике еще не чувствуют. Чувствуют те из взрослых, которые «вкусили и видели, яко благ Господь».
Отступаем несколько от основания вверх и проводим черту, параллельную бывшему основанию. Треугольник становится «острее» и уменьшается в размерах, словно усаживается.
Горькая правда в том, что не всякого священника позовут. Смиренный наш народ любит всех пастырей, но, обладая здравым смыслом и начатками умения анализировать ситуацию, в разведку хочет ходить не со всеми подряд.
Пора уменьшать еще уже и без того уменьшенный треугольник. Отступаем от нового основания вверх и проводим новую черту. Точно так же уменьшается в размерах возносящаяся в небо ракета. Она отбрасывает отработанные ступени.
Из тех, кого позовут, не все пойдут. Вот вам и новая причина для сокращения треугольника в размерах.
Есть требы, и здесь активность понятна всем. А есть апостольский труд, когда «красны ноги благовествующих мир», но эта деятельность не всем понятна. Многие в ответ на просьбу прийти, ответят, что недосуг, что работы полон рот, что сами, мол, пусть в храм приходят, и так далее. Пришла опять пора сокращать размеры однажды нарисованного треугольника.
Но те, что согласились, тоже попадают в царство необходимости. Там, с детьми, нельзя разговаривать так, как священник привык говорить с прихожанами. Там нужно втолковывать азы, там нужно прислушиваться, там нельзя командовать. К этой специфике, опять же, готовы не все.
В своем предельном урезывании треугольник стремится стать одной лишь вершиной, то есть точкой. От изначально большой геометрической фигуры он умаляется до размеров геометрической аксиомы. И снова впору задавать схоластический вопрос: сколько Ангелов может уместиться на конце иглы? Этот вопрос несправедливо осмеян. В нем – бездна смысла, и бытового, и умозрительного.
Мне хочется сказать несколько слов тем «ангелам», которые уместились на конце иглы. То есть тем священникам, которые таки пойдут в школу, и будут там трудиться.
Мы не идем в классы, чтобы читать катехизис.
Нам нужно научиться простым языком говорить с детьми о непростой жизни. Что мы расскажем им?
Мы расскажем о том, что если ты стал посвященным в чужую тайну, то, Боже тебя упаси, разболтать эту тайну кому бы то ни было.
Мы расскажем о том, что слабых обижать нельзя. Это не красит человека. И смеяться над увечьями и недостатками других людей нельзя. Неровен час, и ты в наказание станешь калекой, и придется тебе увидеть свои прежние усмешки на чужих устах. Подумай об этом заранее.
Мы скажем о том, что завтрак, принесенный в школу, нужно делить с другом на перемене. И что нельзя есть втихаря и в одиночку.
Скажем о том, что все, чем мы пользуемся сегодня, есть плод чужого труда. Свет в лампочке, пиджак на плечах, цветы на клумбе стоили денег, и пота, и труда. А значит, нам нужно беречь чужой труд из чувства благодарности. Много таких тем, ох, много!
Символ веры мы объясним потом. Потом, чуть позже заведем с детьми речь о молитве. Для начала нам будет нужно убедить их сердца в том, что мы учим их не сверху вниз, а лицом к лицу. И говорим мы с ними не об умозрениях, на которые многие просто по возрасту не способны, а самой жизни, о самой гуще ее, где растворены и смешаны вопросы этики и эстетики, совести и традиции.
Об этом, мнится мне, должны говорить с детьми те «последние из могикан», которых позвали, которые согласились идти и общаться с нашим будущим в лице детей, сидящих за партами.
**
Некто однажды похвалялся показать последнего попа по телевизору. Думал устроить шоу, думал явить миру «динозавра» с бородой и в рясе. Но вот, «погибе память его с шумом».
Впору последнего атеиста по телевизору показывать.
Это я к тому, что попам в школе быть. Как бы кто ни дергался и ни извивался.
Только не всем попам там быть, и это хорошо. Это даже естественно.
А тем, которым быть, нужно заранее готовиться к тому, чтобы быть детям не ментором, а старшим другом. Быть честным человеком, пришедшим от сердца к сердцу передать крупицы смысла и опыта. И не столько лекции нужно читать, сколько разговаривать с детьми о сложной человеческой жизни; разговаривать в режиме сострадания и большего, по возрасту, опыта.
Если будет это, то все остальное будет. И неважно то, что изначальный наш треугольник измельчился до одной лишь вершины, похожей на точку. На этой точке, на этом кончике иглы, не тесно будет многим и многим Ангелам, каждый из которых способен совершить работу великую и неоценимую.
