На днях в храме вновь услышал не дающий порой людям покоя вопрос:

– Вот попаду я в рай, и как же я смогу там радоваться, если кто-то из близких мне людей не спасется?     

Об этом, и правда, многие спрашивают, и дальше даже того идут:

– Как же Бог, если Он, и вправду, любовь, сможет допустить, чтобы кто-то мучился в то время, когда другие будут радоваться?

И выводы, соответственно, делаются, что либо Бог не благ, либо мучения адские не вечны, либо и вовсе их нет… Или даже вообще ничего нет…

Но ничего такого в данном случае человек не говорил, а спросил именно то, что спросил.

И грех за такое вопрошание человека осудить или посмеяться над ним, потому как беспокойство, им высказанное, так или иначе, но на любви основывается и потому понимания и уважения достойно. И ответа достойно – тем более. Потому отвечаю. Правда, ответы мои тоже всё больше на вопросы похожи.

– Спрошу и я вас, – говорю. – Вы, конечно, не сердитесь на меня, но почему вы решили, что попадете по смерти именно в рай?

– Я не знаю… – задумалась собеседница, – я на милость Божию надеюсь. Могу и не попасть, разумеется.

– Значит, точно не знаете, и это тоже большой вопрос – участь ваша загробная, как и моя, как и любого другого человека?

– Да, безусловно.

– И тем не менее в этом плане вы Богу готовы довериться – делая при этом, конечно, всё, чего требует ваша христианская совесть?

– А что же мне еще остается?..

– А раз так, и во всем остальном тоже доверьтесь.

Я мог бы, наверное, многое еще постараться «от себя» сказать. Например, что «грешники сами виноваты в своих мучениях, и потому их не жалко». Или что спасенные и достигшие обителей райских будут всецело поглощены созерцанием Божественной красоты, будут утешаться любовью Божией и забудут обо всем прочем. Я подобные объяснения встречал – в разных книгах и у разных авторов. Но, тем не менее, ничего такого говорить не стал. По одной, но очень важной причине: я не знаю, как всё будет в той, другой жизни, поскольку сам нахожусь еще в этой. И я не хочу ничего намеренно или не намеренно упрощать или, наоборот, усложнять, пытаясь своим ограниченным умом постигнуть и – более того – объяснить то, что может быть постигнуто лишь в вечности.

Я знаю другое. Знаю, что есть множество иных вещей, иных вопросов, на которые ответа в этом, дольнем мире не найти. Почему рождается ребенок в семье, в которой никто ему не рад, и почему супруги, день и ночь молящие Бога послать им чадо, остаются бездетными? Почему смерть похищает того, кто так нужен, так дорог нам, а всеми забытый и словно потерявшийся в этой жизни старик живет, подбираясь потихоньку к столетнему рубежу, сверх меры «насыщенный днями» и «злобой их», ожидающий смерти как избавления от страданий? Почему люди зачастую любят тех, кто пренебрегает ими, и сами пренебрегают теми, кто любит их? Почему такой хороший, такой замечательный человек ушел отсюда, так и не обретя веры, ушел, оставшись чуждым Церкви и Бога? Бесконечный ряд «почему», вопросов, не имеющих удовлетворительного ответа.

Но Бог не оставляет нас без того, что нам действительно необходимо, а раз так, то значит эти ответы нам здесь и сейчас не нужны. Господь всё ведает, ничто не сокрыто от Него, в том числе и тяжкие раздумья, и сомнения, и все наши мысленные тупики. Потому-то и говорит Он Своим ученикам и нам говорит о том мгновении, когда мы встретим Его: «В тот день вы не спросите Меня ни о чем» (Ин. 16: 23). Все вопросы наши потеряют свое значение, разрешатся окончательно и бесповоротно в Нем. Мы переживаем это иногда в какой-то очень маленькой, крохотной мере еще здесь, когда в скорби и стеснении сердца молимся и в молитве исполняемся чувства присутствия Божия. Не меняются, быть может, еще внешние обстоятельства, не исчезают трудности, но скорбь уходит, она словно растворяется в свете и любви Отца к Его неразумным, немощным детям…

Так или примерно так я и постарался ответить моей собеседнице. И она этим ответом удовлетворилась.

Игумен Нектарий (Морозов), магистр богословия

Портал Православие.ру